«Оно, это противостояние, то затухало, то разгоралось с новой силой. Но, как правило, инициатором обострений в польско-российских отношениях всегда была польская сторона. Она в любых, даже положительных действиях России, видела угрозу своим интересам.
Фото: Кадр из культового польского фильма Анджея Вайды «Катынь», после которого, по данным польских социологических опросов, уровень русофобии в Польше существенно повысился
Но такова польская историческая политика, всегда стремящаяся быть наступательной. Вот как определил суть этой политики Ежи Урбан, известный польский журналист и политический деятель. В апреле 2007 года в статье «От ляхопровода до трубопровода», размещенной в газете «Nie», он писал: «Польша не имеет претензий к Острову Рождества, Габону, Шри-Ланке, Доминиканской Республике, Мальте и Монако. Остальные страны на Польшу нападали, оккупировали, участвовали в разделах или, по крайней мере, пренебрегали ею и оставляли в одиночестве… Мы называем это польской исторической политикой. Она произрастает из трагизма польской истории.…Обиды и страдания предков дают Польше вечное моральное преимущество над другими, обычными странами…».
ВОЙНА ПОЛЬСКИХ РУСОФОБОВ С ПАМЯТНИКАМИ
Последние годы Польша успешно навязывала России свою позицию. Та покорно шла на уступки, надеясь, что польская сторона оценит её благородство. Однако это лишь раззадоривало польских политиков, и они стали терять чувство меры в своих претензиях.
В июле 2017 года президент Польши Анджей Дуда, ставленник партии ярого русофоба Ярослава Качиньского «Право и Справедливость» («PiS»), подписал закон, предписывающий снести памятники советским воинам-освободителям, находящиеся вне воинских кладбищ и захоронений. МИД Польши по этому поводу разъяснил: «Основная цель закона… разрыв с символикой тоталитарного режима, который принес много жертв и мук, как польскому, так и российскому народу…».
Памятники павшим советским воинам не прославляют коммунистический режим, благодаря которому, кстати, Польша как государство сохранилась и имеет современные границы. Памятники — это наглядное свидетельство жертв, которые понесла Красная Армия, освобождая Польшу от нацистской оккупации, грозившей ей уничтожением, а также свидетельство того уважения, которое польский народ когда-то проявил к этим жертвам.
Казалось бы, сколько было всего между русскими и немцами, такие две страшные войны пережили, но нет между нами вражды. С поляками, точнее, с польской элитой — иное дело!
Следует напомнить, что статус советских памятников в Польше и польских в России определяется статьей 17-й «Договора между Российской Федерацией и Республикой Польша о дружественном и добрососедском сотрудничестве» от 1992 года.
Она гласит: «Кладбища, захоронения, памятники и иные мемориальные места, являющиеся объектом уважения и памяти граждан одной из Сторон, как военные, так и гражданские, находящиеся в настоящее время или создаваемые по взаимной договоренности в будущем на территории другой Стороны, будут сохраняться, содержаться, находиться под защитой закона в соответствии с международными нормами и стандартами, а также национальными и религиозными обычаями».
Однако польский МИД утверждает: «Договор не распространяется на символические мемориалы, которые расположены вне военных кладбищ и захоронений». Это противоречит мировой практике. Защите подлежат не только кладбища и захоронения, но и так называемые «места памяти», имеющие символическое значение для национальной памяти народа. Правовой статус памятников на памятных местах не отличается от статуса и значения памятников на воинских кладбищах.
Но что до этого польским русофобам, решившим в очередной раз «насолить» России? Они объявили войну советским памятникам. Правда, при этом забыли весьма важный аспект польско-российских отношений. Он касается польских мемориалов, находящихся на территории России, в катынском лесу под Смоленском и под Тверью. Они могут стать объектом применения Россией польской «новации» относительно польских мемориалов на своей территории.
Ведь, как выясняется, на этих польских мемориалах реальные польские захоронения сомнительны, так как идентификация жертв была осуществлена с нарушением элементарных канонов эксгумации и идентификации. При этом игнорировались требования уголовно-процессуального законодательства России. Это неоспоримый факт. Но польская сторона уверяет, что на мемориалах захоронен прах более 10 тысяч польских военнослужащих, якобы расстрелянных весной 1940 года сотрудниками НКВД СССР. Об этом и поговорим.
КАТЫНСКАЯ МИСТИФИКАЦИЯ НАЦИСТОВ И ПОЛЯКОВ
Напомню, что в феврале 1943 года нацисты потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом. Война с СССР стала приобретать для нацистов непредсказуемый характер. Поэтому главари Третьего Рейха решили любым способом внести раздор в стан антигитлеровской коалиции. Нужна была масштабная провокация, способная поссорить союзников.
Объектом фальсификации были выбраны захоронения польских офицеров, расстрелянных нацистами осенью 1941 года в катынском лесу, в урочище Козьи горы.
Начало Катынской акции относится к февралю-апрелю 1943 года. Добро на «катынскую мистификацию» давал лично Адольф Гитлер. 13 марта 1943 года фюрер прилетал в Смоленск и встречался с начальником отдела пропаганды вермахта полковником Хассо фон Веделем (Hasso von Wedel). Его офицеры уже работали на раскопках в Катыни-Козьих горах и готовили первичные пропагандистские материалы по Катынскому делу. Спустя полгода Гитлер присвоил Веделю звание генерал-майора. Так фюрер оценил пропагандистскую акцию по озвучиванию Катыни.
Непосредственно Катынскую акцию лично курировал министр имперской пропаганды Йозеф Геббельс. Именно он определял её направленность и сроки проведения. С подачи Геббельса 13 апреля 1943 года берлинское радио сообщило, что под Смоленском найдены могилы с «более чем 10.000 офицеров разных чинов», которые были убиты «недочеловеками из ГПУ в период с марта по май 1940 г.».
Память о жертвах Катынской трагедии достойна того, чтобы она перестала быть предметом лживой политики и фальсификации
В тот же день в главной газете Рейха «Volkischer Beobachter» («Народный наблюдатель») появилась информация, что «ГПУ убило в катынском лесу свыше 10.000 офицеров бывшей польской армии».
Через два дня Совинформбюро опровергло эту информацию, но катынскую акцию уже нельзя было остановить, тем более что к ней активно подключилось польское правительство в Лондоне.
В этой связи сообщу информацию, изложенную российским историком разведки, доктором исторических наук, полковником Владимиром Лота в книге «РКС» (Разведывательный клуб союзников. М.: Кучково поле, 2016).
На странице 181-й этой книги В. Лота, ссылаясь на Шандора Радо, советского резидента военной разведки, действовавшего в Швейцарии под псевдонимом «Дора», сообщает, что «первые контакты представителей фашистской Германии и польского правительства в эмиграции произошли весной 1943 г.».
На странице 182-й сообщается, что группа историков, работавших в Министерстве иностранных дел Германии под общим псевдонимом «Анна», сообщила Радо, что «историю с трупами в Катынском лесу придумал начальник отдела пропаганды в странах противника при ОКВ Фельгибель и фон Гевель из Министерства пропаганды Геббельса…
14 апреля (спустя день после сообщения берлинского радио о Катыни — В. Ш.) было объявлено, что комиссия из поляков поедет в Катынский лес убедиться в том, что убийство произошло действительно весной 1940 года и что мертвых можно опознать по найденным документам. 18 апреля было сообщено, что офицеры польской делегации 16 и 17 апреля узнали своих товарищей по армии в трупах убитых. Иными словами они узнали лица трупов, лежавших в земле с 1940 г., то есть три года, срок, который давно должен сделать их неузнаваемыми. Дора».
…Эрих Фельгибель (Erich Fellgiebel) в действительности был генерал-майором войск связи Вермахта, возглавлявшим службу связи штаба оперативного руководства ОКВ. ОКВ — это Верховное главнокомандование Вермахта (Oberkommando der Wehrmacht, OKW).
К катынской акции Фельгибель не мог иметь отношения. Начальником отдела военной пропаганды при штабе ОКВ с 1939 года являлся вышеупомянутый полковник Хассо фон Ведель. Фон Гевель из министерства пропаганды — это бригаденфюрер СС и нацистский дипломат Вальтер Хевель (Valter Hewel).
На странице 183-й приводится сообщение Шандору Радо от источника «Браута»: «Непосредственно после первого немецкого сообщения о трупах в Катынском лесу польское посольство в Берне получило указание от польского правительства в Лондоне сделать запрос в Международный Красный Крест… По немецкому настойчивому требованию польское посольство в Берне редактировало текст своего запроса совместно с немецким посольством. Польское посольство получило для своей редакции всего три часа, так как немцы требовали, чтобы польский запрос был подан одновременно с немецким…».
Сегодня не вызывает сомнений, что нацисты в Катыни при содействии представителей Технической комиссии Польского Красного Креста (ТК ПКК) осуществили масштабную фальсификацию. Известно, что бригаду из пяти немецких судмедэкспертов, работавших в Катыни-Козьих горах, возглавил Герхард Бутц (Gerhard Buhtz), профессор судебной экспертизы Бреслауского университета. В его подчинении также находились пятнадцать представителей ТК ПКК, которыми руководил доктор судебной медицины Мариан Водзиньский. Это была идея Геббельса использовать поляков, чтобы они «обеспечивали объективность» процесса эксгумации и идентификации в Катыни.
Бутц неслучайно возглавил нацистскую эксгумационную комиссию в Катыни. По выражению Геббельса, он являлся одним из «исключительно политически подготовленных и опытных» немецких офицеров. Выяснилось, что Бутц с апреля 1933 года являлся членом СС (членский номер 100376), а 1 мая 1933 года вступил в НСДАП (членский номер 3171323). Это был убежденный и проверенный нацист, хотя в Катыни он носил скромный мундир капитана Вермахта.
Вышеизложенное свидетельствует, что весной 1943 года Берлин и польское правительство в Лондоне совместно участвовали в подготовке катынской фальсификации. Видимо, по этой причине польская сторона даже в советское время стремилась торпедировать советскую версию Катыни, основанную на результатах работы в январе 1944 года в Катыни-Козьих горах Специальной комиссии академика медицины Николая Бурденко. Ею были опровергнуты результаты нацистской эксгумации. Однако в силу господствовавшей тогда секретности не были предоставлены документальные подтверждения существования под Смоленском лагерей «ОН» (особого назначения), где летом 1941 года находились польские офицеры, в которых их захватили нацисты.
Выписка для Председателя КГБ СССР Александра Шелепина. Фальшивка заверена печатью ЦК КПСС, но изготовлена на бланке ВКП(б)!
Используя это спорное обстоятельство, в 1988 году, в период разгула антисоветизма, инспирированного Михаилом Горбачёвым и его сообщниками, полякам удалось поставить под сомнение работу комиссии Бурденко. А в сентябре 1992 года президент РФ Борис Ельцин извлек из сейфа «закрытый пакет № 1» со сверхсекретными катынскими документами, которые якобы подтверждали ответственность сталинского Политбюро за расстрел 21.857 польских граждан.
Удивительно, но никто не обратил внимания на то, что категория секретности «закрытый пакет» в ЦК ВКП (б) и ЦК КПСС появилась ещё во времена В. И. Ульянова-Ленина и к 1991 году их насчитывалось несколько сотен. Поэтому катынский «закрытый пакет» никак не мог носить № 1. А если к этому добавить многочисленные неточности в оформлении и ошибки, которыми полны тексты документов из этого пакета, то утверждать о достоверности «закрытого пакета № 1» не приходится. Но в ельцинской России и в постсоветской Польше сомнительные катынские документы были приняты на «ура».
Известно, что в этот период российские историки селективно подбирали в архивах документы, подтверждающие вину сталинского руководства за расстрел поляков. Они оперативно передавались польской стороне. Результатом стало издание в Польше 4-томного сборника документов «Катынь. Документы преступления…» («Katyn. Dokumenty zbrodni… t.1, Warszawa, 1995; t.2, Warszawa, 1998; t.3, Warszawa, 2001; t.4 Warszawa, 2006), который документально обосновывал нацистско-польскую версию катынской трагедии. В России на основе польского сборника были изданы два тома документов о катынском преступлении. Так нацистско-польская версия стала господствующей и в России.
Однако вернусь в Катынь 1943 года. Официально эксгумационные и идентификационные работы в Козьих горах начались 29 марта 1943 года, а закончились 7 июня 1943-го. В катынских захоронениях нацисты обнаружили останки 4123 расстрелянных польских офицеров (по польским данным 4243), и 2815 (68,3 %) из них, якобы на основании найденных при них документов, были идентифицированы. Невероятный результат! Ведь согласно требованиям НКВД, лица, подлежащие расстрелу, тщательно обыскивались на предмет изъятия у них документов, записей и любых предметов, способных их идентифицировать.
Тем не менее… Судя по записям Л. Восса (L. Voss), лейтенанта немецкой тайной полевой полиции, исполнявшего обязанности секретаря нацистской эксгумационной комиссии, документов, якобы найденных в катынских захоронениях, было немало.
Также удивляет, что на останках в этих захоронениях присутствовали знаки воинских различий. Этот факт подтвержден в официальном отчете Г. Бутца. Между тем, знаки отличия на останках катынских жертв неопровержимо свидетельствуют о том, что они были расстреляны нацистами. «Положение о военнопленных», принятое в СССР в 1931 году, отменило в советском плену чины и должности.
Пунктом 18-м этого Положения предписывалось: «Военнопленным разрешается носить их форменную одежду, но без отличительных знаков, присвоенных чину или должности». Если бы польских офицеров расстреливали сотрудники НКВД, то на их мундирах не было бы знаков отличия. Кстати, расстрел в Катыни в основном производился из немецких пистолетов «Вальтер» (Walther) калибра 7,65 мм.
Помимо этого, явным свидетельством фальсификационного характера нацистской эксгумации и псевдоидентификации были их невероятные темпы и результат. В Козьих горах пять судмедэкспертов ежедневно исследовали и идентифицировали от 80 до 100 трупов. Подобное, как в 1945 году заявили известные польские судмедэксперты Ян Ольбрыхт и Сергиуш Сенгалевич, для полевых условий было просто нереально. Достичь при этом 68,3 % идентификации было невозможно. Неслучайно этот результат пока никто не смог повторить, даже эксгумируя захоронения с известными жертвами.
АРХИВЫ СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ…
Для полной характеристики нацистской эксгумации и идентификации 1943 года в Катыни обращусь к исследованиям доктора исторических наук, профессора МГУ Валентина Сахарова. Он изучил архивные документы немецкой тайной полиции, контролировавшей ход эксгумации в Катыни, а также переписку Германского Красного Креста (ГКК), Польского Красного Креста (ПКК) и администрации Польского Генерал-губернаторства, касающиеся эксгумации и идентификации останков, обнаруженных в катынских захоронениях в 1943 году.
Проанализировав архивные документы НКВД, В. Сахаров установил, что абсолютное большинство военнопленных польских офицеров, направленных в апреле-мае 1940 года из Козельского лагеря УВП НКВД в распоряжение УНКВД по Смоленской области, было осуждено Особым совещанием к лишению свободы на срок не более трех-пяти лет. Никто не был приговорен к смертной казни. Возникает вопрос, кто и когда расстрелял польских офицеров в катынском лесу?
Помимо этого В. Сахаров выяснил, что на совещании, проведенном 10 июня 1943 года Управлением пропаганды правительства польского Генерал-губернаторства в Кракове, было констатировано: «…До сих пор представленные в польской прессе опубликованные списки трупов, идентифицированных в Катыни, не достоверны, так как только в немногих случаях соответствуют действительности». (ГАРФ. Фонд 7021, опись 114, дело 23, лист 118. Цит. по «Тайны Катынской трагедии». М., 2010).
Поддельные оттиски, пустые бланки, а также подлинные печати и штампы ЦК КПСС, которые использовались для изготовления фальшивок
Валентин Александрович также обнаружил письмо Президиума Польского Красного Креста (ППКК), направленное 12 октября 1943 года в Международный Комитет Красного Креста (МККК). В нем отмечалось, что «даже если бы ПКК располагала всеми результатами работ по эксгумации и идентификации, включая документы и воспоминания, она не могла бы официально и окончательно засвидетельствовать, что эти офицеры убиты в Катыни…» (ГАРФ. Ф. 7021, оп. 114, д. 23, л. 38).
Профессор Сахаров выявил факт наличия у нацистских эксгуматоров-идентификаторов «Списков интернированных в Козельском лагере НКВД». Они были захвачены в июле 1941 года в здании УНКД по Смоленской области. Это подтвердило письмо Министерства пропаганды Германии Президиуму ГКК от 23 июня 1943 года, в котором сообщалось: «Вам высылаются обнаруженные в ГПУ (НКВД — В. Ш.) Смоленска списки имён (на русском языке) для внимательного изучения с просьбой переслать находящиеся у вас поименные списки установленных в Катыни жертв, имеющихся в обоих списках…». (ГАРФ. Ф. 7021, оп. 114, д. 23, л. 109).
На основании этих списков НКВД нацисты сумели обеспечить в Катыни тот самый невероятный и никем не повторенный результат идентификации человеческих останков — 68,3 %. Основной вывод профессора Сахарова: в Катыни широко практиковалось «сводничество неизвестных трупов со счастливо обретенными документами», то есть была осуществлена масштабная фальсификация идентификации трупов. В правовом плане она была и остается ничтожной.
В связи с вышеизложенным, утверждение В. Сахарова о том, что военнопленные польские офицеры, направленные весной 1940 года из Козельского лагеря НКВД в распоряжение Смоленского УНКВД, были не расстреляны, а распределены в три лагеря «ОН» (особого назначения) НКВД, находившиеся под Смоленском, обретает 100 % достоверность.
Приведу одно из подтверждений тому, что в этих лагерях в июле 1941 года находились пленные польские офицеры. В книге партизанского командира, Героя Советского Союза Дмитрия Медведева «Сильные духом» (1952 год издания) рассказано о польском поручике Антоне Горбовском. Так он представился советским партизанам. Горбовский явился в партизанский отряд Медведева для того, чтобы ему помогли создать польский партизанский отряд.
В 1941 году Горбовский, как военнопленный, находился в лагере «ОН» НКВД под Смоленском. В июле лагерь захватили нацисты, которые стали предлагать польским офицерам «сначала добровольно, а потом под угрозой расстрела пойти к ним на службу». Не согласившихся оказалось большинство. Вскоре их стали увозить из лагеря «группами по сто-двести человек неизвестно куда».
В одну из ночей настала очередь Горбовского. Ночью его вместе с другими польскими офицерами привезли к огромной яме в лесу. Горбовскому удалось незаметно взобраться на дерево и остаться живым, но пришлось увидеть, как нацисты расстреляли его друзей.
Удалось установить, что Антон Горбовский — это польский поручик Горбик Антон Янович, 1913 года рождения, до мая 1940 года содержавшийся в Козельском лагере НКВД для военнопленных.
11 мая 1940 года А. Горбик по списку-предписанию УПВ НКВД от 5 мая 1940 года под № 059 / 1-054 был отправлен из Козельска в Смоленск. Персональная табличка поручика Антони Горбика (Antoni Gorbik, ur. 1913), якобы расстрелянного НКВД в мае 1940 года, присутствует на памятной стене Катынского мемориального комплекса.
Данные о А. Горбике были размещены в электронной базе «Indeks Represjonowanych». Было указано, что А. Горбик в мае-апреле 1940 года был расстрелян в Катыни. Одновременно было указано, что в 1944-1945 гг. он же содержался в фильтрационном Осташковском лагере НКВД.
Известно, что большинство командиров польских партизанских отрядов после войны были направлены в фильтрационные лагеря НКВД. Такая же судьба настигла и Горбика. Но затем он благополучно добрался до Польши. Иначе невозможно объяснить, как там узнали о его пребывании в фильтрационном Осташковском лагере.
В 2012 году после публикаций в российских СМИ о нелепостях в биографии Горбика его данные были удалены из польской электронной базы. Но скриншот персональной страницы А. Горбика был скопирован и сохранен в базе интернет-проекта «Правда о Катыни».
Манипуляции с персональными данными Горбика свидетельствуют о том, что польская сторона до настоящего время пытается скрыть катынскую фальсификацию, начатую Гитлером и Геббельсом. Кстати, известно, что в советское время в Польше тщательно скрывали выживших, но упомянутых в катынском списке жертв.
К сожалению, в России есть немало тех, кто отстаивает нацистско-польскую версию Катыни, ссылаясь на катынские документы из «закрытого пакета № 1». Поэтому напомню этим господам Меморандум Минюста РФ от 19 марта 2010 года, направленный в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в рамках рассмотрения дела «Яновиц и другие против России». В нем была изложена российская официальная правовая версия Катыни.
В пункте 62-ом Меморандума сказано: «В ходе расследования оказалось невозможным… получить информацию относительно решения по расстрелу конкретных лиц, так как все записи были уничтожены и восстановить их было невозможно…».
То есть не существует объективных документальных подтверждений расстрела польских военнопленных по решению Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 года. Это вывод Главной военной прокуратуры РФ, проведшей 14-летнее следствие по Катынскому делу (уголовное дело № 159) и Минюста РФ.
Аналогичный вывод об отсутствии достоверных сведений и документов о гибели родственников польских заявителей сформулирован и в пункте 69-ом того же Меморандума. Эти пункты ставят под сомнение достоверность катынских документов из ранее упомянутого «закрытого пакета № 1».
9-Е ПОЛЬСКОЕ ЗАХОРОНЕНИЕ В КАТЫНИ
Не вызывает сомнений, что списки катынских жертв, которыми оперирует польская сторона, являются фальсификатом. Поэтому Варшава заинтересована в сокрытии фактов, разоблачающих этот фальсификат. Не удивляет, что Польшу не заинтересовало сообщение о девятом неизвестном польском захоронении, обнаруженном в 2000 году вне мемориального комплекса в Катынском лесу.
Об этом захоронении 12 апреля 2000 года президент России Владимир Путин в телефонном разговоре сообщил тогдашнему польскому президенту Александру Квасьневскому. Супруга Квасьневского, прибывшая на следующий день в Катынь, возложила цветы на это захоронение. По предварительным оценкам общее количество трупов в захоронении составляет от трехсот до тысячи.
Но в Польше предпочли забыть об этом захоронении. Поэтому в апреле 2011 года информацию о девятом польском захоронении в Катыни я предоставил польским корреспондентам Ежи Мальчыку (ПАП), Анджею Заухи (TVN24), Марцину Смяловскому («Польское телевидение»), Юстине Прус («Rzeczepospolita»). Об этом захоронении я писал в своем Открытом письме к известному польскому режиссеру и Сопредседателю польско-российского форума гражданского диалога г-ну К. Занусси от 17 апреля 2011 года. Оно было опубликовано в интернет-газете «Столетие». Ответа не последовало.
Почерковедческая экспертиза установила, что «записка Берии» в Политбюро ЦК ВКП(б) была изготовлена на двух пишущих машинках. Шрифт одной из них, на которой напечатаны первые три страницы записки, в архивных документах НКВД не выявлен
В 2012 году предпочло отмолчаться и посольство Польши в России. Тогда я в ответ на письмо польских дипломатов в газету «Спецназ России» напомнил им о выявленном в Катыни девятом польском захоронении. В ответ молчание. А ведь в Польше заявляют, что память каждого поляка, погибшего в период Второй Мировой войны, священна.
Видимо, такое поведение обусловлено следующим. Во-первых, девятое захоронение никак не может быть делом рук энкаведистов, поскольку оно находилось буквально в 50 метрах от места, где в 1940 году стоял дом отдыха НКВД. А летом 1940 года там отдыхал член Политбюро ЦК ВКП(б) Климент Ворошилов. Кто посмел бы пригласить его на дачу, находящуюся рядом с массовым захоронением?
Во-вторых, согласно нацистско-польской версии, все польские офицеры из Козельского лагеря, расстрелянные в Катыни, уже найдены, опознаны и захоронены на территории польского мемориала. Среди них уже нет места «новым» катынским жертвам. Появление сотен «новых» польских трупов «обрушит» эту версию Катыни.
Для подтверждения вышеизложенного приведу оценки из вышеупомянутого Меморандума Минюста РФ от 19 марта 2010 года, по поводу объективности нацистско-польской эксгумации и идентификации в Катыни 1943 года. В пункте 45-м Меморандума говорится: «Что касается эксгумаций 1943 г. в Катынском лесу, согласно архивным документам, Техническая комиссия Польского Красного Креста и Международная комиссия не проводили идентификацию извлеченных останков в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства».
В пункте 46-м того же Меморандума сообщается, что «список лиц, якобы опознанных в 1943 г., был опубликован в книге «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn», изданной властями Германии в том же году. Указанный список не является доказательством по уголовному делу № 159».
Дополнительно в Меморандуме Минюста РФ от 13 октября 2010 года, также направленном в ЕСПЧ, констатируется, что «таблички с фамилиями польских офицеров на памятнике в катынском лесу не подтверждают в правовом смысле ни того, кто там похоронен, ни того, кто там был убит».
Так что результаты нацистской эксгумации и идентификации 1943 года в Катыни в правовом плане являются ничтожными и полагать, что под именными персональными табличками находится прах тех, чьи фамилии зафиксированы на этих табличках, крайне сомнительно. Это ставит вопрос об обоснованности нахождения персональных именных табличек на польском мемориальном комплексе в Катыни.
К этому сообщу, что в августе 1943 года, уже после официального закрытия раскопок в Козьих горах, нацисты вскрыли в катынском лесу новое крупное «польское» захоронение. Старожилы рассказывали моему коллеге С. Стрыгину, что ужасный трупный запах от вскрытого в жарком августе «польского» захоронения они помнят до сих пор. Об этом захоронении было сообщено польскому археологу Марьяну Глосеку (M. Glosek), руководившему в 1994-1995 г. раскопками в Катынском лесу. Но на эту информацию Польша не отреагировала.
Необходимо также напомнить о сенсационном свидетельстве Кристины Щирадловской-Пецы (K. Szczyradlowska-Peca). В 2007 году она дала интервью, опубликованное на интернет-сайте католической «Группы 33» из Хожува (пригород г. Катовице). Кристина вспоминала, что, когда она вместе с соотечественниками в мае 1946 года репатриировалась из СССР в Польшу, то поезд вынужденно остановился недалеко от поселка Катынь. Полякам было предложено сходить в лес посмотреть могилы соотечественников.
Пройдя по лесу, расположенному по правую сторону от железнодорожного полотна Смоленск-Минск, они увидели «громадный раскопанный ров — могилу, в которой находились человеческие останки. О том, что это были останки польских офицеров, свидетельствовали детали мундиров (пуговицы с орлами). Тела частично мумифицировались, поскольку почва была песчаная. Уложены они были слоями, и было их очень много».
Все известные польские захоронения в Катыни находятся слева от железной дороги (Смоленск-Минск). О захоронениях же с правой стороны сведения отсутствуют. Останки каких польских офицеров видела К. Щирадловска? Возможно, это был тот ров, который видел А. Горбик? Но в Польше информация К. Щирадловской не нашла отклика. Выходит, что на сегодняшний день в районе Катыни не все польские захоронения выявлены и должным образом исследованы.
МЕМОРИАЛ «МЕДНОЕ»
Антисоветским ажиотажем в СССР, начавшимся со времен горбачёвской «катастройки», воспользовалась польская сторона. Она получила право практически бесконтрольно проводить раскопки в местах предполагаемых захоронений. Особо следует рассказать о раскопках на спецкладбище НКВД в Медном под Тверью (бывший Калинин). Там якобы были захоронены 6311 расстрелянных во внутренней тюрьме Калининского УНКВД польских полицейских.
Между тем в начале 1990-х члены тверского «Мемориала» и сотрудники тверского УФСБ установили, что на спецкладбище НКВД в Медном захоронено около 5000 репрессированных советских людей, расстрелянных в 1937-1953 годах. Но, согласно польским исследованиям, проведенным в 1991-м, 1994-м и 1995 годах, советские захоронения там отсутствуют. Вместо них археологи из Польши странным образом обнаружили 25 польских захоронений.
Напомню, что в августе 1991 года в Медном были эксгумированы лишь костные останки 243 трупов (столько оказалось правых берцовых костей), а к ним всего лишь 226 черепов. Остальные якобы были разбиты ковшом экскаватора, производившим раскопки. Тем не менее, по найденным документам (?!) было идентифицировано около двадцати польских полицейских из Осташковского лагеря НКВД.
Польские эксперты утверждают, что на некоторых польских останках (?!), найденных в Медном, «в бумажниках или за голенищами сапог» были найдены «бумажные документы» и даже «списки польских полицейских», находившихся в Осташковском лагере НКВД. Утверждают, что консервантами этих документов якобы послужили дубильные вещества от кожаных сапог, ремней и бумажников, а также образовавшийся от трупов жировоск. Странно, ноги в сапогах разложились до костей, а документы за голенищами сохранились?
Очевидцы раскопок в частных беседах с независимыми исследователями утверждали, что в захоронениях находили лишь кости, а документы и списки — отдельно в ямах, где отсутствовали останки. Тем не менее, в 1995 году польские эксперты сумели «идентифицировать» уже 2115 найденных останков как польские. Сегодня же утверждается, что в Медном покоятся останки всех 6311 польских полицейских и пограничников из Осташковского лагеря НКВД.
Если бы поляков расстреливали в помещении внутренней тюрьмы Калининского УНКВД, то их тщательно обыскали бы и изъяли все документы и личные вещи. А тут на останках расстрелянных польских полицейских обнаружились списки, документы! Как это понимать?
При проведении эксгумационных раскопок, как правило, делается топографическая съемка, четко обозначаются границы и квадраты раскопов, фиксируются все находки с обязательным указанием мест и глубины, на которой они были обнаружены. Для идентификации стремятся из найденных костей составить целые скелеты, а затем провести генетическую экспертизу. Только так появляется реальная возможность установить личности. Судя по имеющейся информации, ничего подобного ни в Медном, ни в Катыни не было сделано.
Для идентификации в Медном была использована модернизированная нацистская методика образца 1943 года. Польские эксперты, располагая поименными списками-предписаниями на конвоирование польских полицейских в распоряжение Калининского УНКВД, без труда «достоверно» устанавливали фамилии скелетов, которые якобы были захоронены на спецкладбище НКВД в Медном.
Логика у польских экспертов была предельно простой. Если человек, согласно спискам-предписаниям из Москвы, был направлен в распоряжение Калининского УНКВД, то он был расстрелян в Калинине и захоронен в Медном. Ну, а если маршрут следования пленных поляков продолжался далее, то кому это интересно?
Никого из катыноведов, отстаивающих версию расстрела поляков во внутренней тюрьме Калининского УНКВД, не заинтересовали несуразицы в ответах бывшего начальника Калининского УНКВД 89-летнего Дмитрия Токарева. Простейший следственный эксперимент без труда выявил бы ложь Токарева. Но прокуроры, допрашивающие Токарева, выполняли указание главного военного прокурора СССР Александра Катусева — обеспечить правовое оформление политического решения Горбачёва о признании виновными в расстреле польских военнопленных в 1940 году довоенных руководителей СССР и НКВД.
Предварительно прокуроры провели подготовительный допрос на предмет того, что и как говорить на следующем допросе уже под видеозапись. В результате старый генерал, испытывая сильнейшее психологическое давление, 20 марта 1991 года поведал настолько невероятные вещи о «технологии» расстрела 250-300 польских полицейских и жандармов за одну ночь во внутренней тюрьме Калининского УНКВД, в одной расстрельной камере, одним палачом, что её сомнительность ясна даже дилетанту. Но военные прокуроры, выполнявшие указание «сверху», на подобное не обратили внимания.
Крестов могильных «хоровод» на бывшем расстрельном полигоне в Медном Тверской области. Вот только кто там похоронен?
Но тайное рано или поздно становится явным. Так произошло и с так называемым массовым расстрелом польских полицейских в Калинине. В 2012 году польские археологи, ведя поисковые и эксгумационные работы на территории городской тюрьмы во Владимире-Волынском среди жертв нацистского расстрела в 1941 году, обнаружили жетон польского полицейского № 1441 Юзефа Кулиговского (Jozef Kuligowski). Казалось бы, ну и что? А дело в том, что на мемориале «Медное» установлена мемориальная бронзовая табличка с фамилией «Jozef Kuligowski». Ведь считается, что он был расстрелян в Калинине весной 1940 года и захоронен в Медном.
Мало того, в 1997 году украинские поисковики в захоронениях Владимира-Волынского нашли жетон № 1099, принадлежавший другому польскому полицейскому Людвику Маловейскому (Ludwik Malowiejski). Его мемориальная бронзовая табличка также находится на мемориале в Медном. Учитывая вышеизложенное, невольно задаешься вопросом, а чьи же останки лежат под именными бронзовыми табличками на польском мемориале «Медное»?
Подобное никого не смущает ни в России, ни в Польше. Более того, Министерство культуры РФ на реконструкцию мемориалов в Катыни и Медном выделило более сотни млн. рублей. И это на фоне масштабной кампании по сносу в Польше памятников советским солдатам.
Возмущает, что так называемые польские жертвы «советского террора», захороненные в России, подтверждены псевдоматериальными свидетельствами в виде именных персональных табличек. Люди, видя эти таблички, верят, что именно под ними захоронены поляки, расстрелянные по приказу «бесчеловечного советского руководства».
Не пора ли разобраться с обоснованностью нахождения польских персональных именных табличек на мемориалах в Катыни и Медном?