В первые годы своего владычества Ельцин мог выпить очень много.Особой привередливостью в напитках он никогда не отличался: водка,коньяк, пиво и даже вино — в ход пускалось все, что было под рукой.Его тогдашняя норма составляла от стакана до литра. Причем употреблять обычно он начинал прямо с утра.
Один из бывших президентских врачей доверительно рассказывает,что Ельцин нередко отправлялся в Кремль засветло: часов в семь утра, когда на работе никого еще, кроме уборщиц, не было. Но тлеющая жажда гнала его прочь из дома: в кругу семьи Борис Николаевич старался не расслабляться, у Наины Иосифовны его бдения вызывали истерики.
«Сколько лет я знаю Бориса Николаевича, — подтверждает Коржаков, — Он пил каждый день. Его обычное утро начиналось всегда одинаково: Приезжаем в Кремль. “Дима, ланч!” — вызывает он повара Самарина. Тот на подносе несет сто грамм водки в аэрофлотовском стаканчике,яичницу, маленькую баночку икры и 4-5 кусков бородинского хлеба с обрезанной коркой».
Когда на Ельцина накатывало возбужденно-дурашливое состояние,подходить к нему с рабочими вопросами становилось бессмысленно.В такие дни Борис Николаевич напрочь забывал о делах. Он уезжал в свое любимое охотхозяйство в Завидово или на дачу в Барвиху: подальше от семейных сцен. Тревожить его даже по самым неотложным вопросам подчиненным строжайше было запрещено.
Это отсюда, из его регулярных отлучек, уходов в астрал, во многом и брал свое начало развившийся при ельцинском дворе фаворитизм. Президент не терпел одиночества. В неотложных ситуациях он, конечно, мог выпить и сам с собой, но это было, скорее, исключением из правил. В обыденной жизни ему обязательно требовались собеседники.
Все ельцинские любимцы эпохи раннего фаворитизма — Баранников, Грачев, Коржаков, Барсуков, Тарпищев, Бородин, Шумейко — отличались одним общим качеством: они могли много выпить. Тех, кто употреблял, президент в ближний круг не допускал: какие бы ключевые должности не занимали эти люди.
Алкоголь и доверие в понимании Ельцина — есть неразрывное целое.Он и фаворитов подбирал исключительно по образу своему и подобию: таких же высоких, здоровых, крупных. Нередко алкогольная устойчивость и умение говорить тосты становились главным критерием в кадровой политике.
Один из тогдашних президентских помощников, утверждал, например, что Геннадий Бурбулис, пока не растерял своего влияния, вывел даже целую методу: в какое время и с какими бумагами лучше всего заходить к Ельцину.
Еще многоопытные соратники замеряли по часам, сколько времени должно пройти после первой рюмки, чтобы президент подписал нужную бумагу.
Когда Ельцин еще только начинал впадать в состояние утренней прелести, его охватывало чувство бескрайней щедрости и широты. Именно в такие минуты он отписал, допустим, Юрию Никулину московский цирк, а другому знатному весельчаку — Михаилу Задорнову — едва не подарил гостиницу «Метрополь»: под фонд помощи русским в Прибалтике.
Но эти ельцинские особенности были известны не только его окружению: о них хорошо были осведомлены и иностранные лидеры.
Дмитрий Рюриков рассказывал мне как-то, что во время поездок Ельцина на саммиты СНГ президенты братских республик специально подпаивали его, чтобы был податливей и мягче. Единственным, кто мешал обрабатывать Ельцина, был как раз Рюриков.
В своей нашумевшей книге «Рука Москвы» бывший заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт красочно описывает, на какие только ухищрения не приходилось идти американцам, дабы отсечь Ельцина от Рюрикова: целые комбинации проводили они.
Вот один лишь такой пример. В октябре 1995 года на саммите в Гайд-парке Клинтон пытался убедить Ельцина не выходить из договора по ограничению обычных вооружений в Европе, как того требовали российские военные.
Сначала он пробует обработать его за обедом, подливая «русскому другу» калифорнийское вино — бокал за бокалом. Но первая попытка закончилась неудачей. Выпив три бокала подряд, российский лидер резко потерял интерес к делам, и вернуть его в нужное русло уже не представлялось возможным.
Тогда хозяин Белого дома пускается на новую хитрость. После обеда он под благовидным предлогом отсылает из комнаты неуступчивого Рюрикова и быстро хватает Ельцина за рукав.
Цитирую дословно:
«Борис, посмотри на меня! Не важно, что говорит твой парень. Это касается только нас двоих… Мы должны сделать это быстро. Договорились?»
Ельцин мало что понимает, но доверительный тон «друга Билла», его апелляция к личным их отношениям заставляет президента согласно кивать головой. Когда вернувшийся Рюриков пытается что-то возразить, американцы мгновенно затыкают ему рот. «Ваш президент дал уже
согласие на наши предложения».
«На пленарных заседаниях с большим числом присутствующих по обе стороны стола Ельцин играл решительного, даже властного лидера, который знает, чего он хочет, и настаивает на получении этого, — раскрывает Тэлботт самые страшные тайны американо-российской дипломатии. — Во время закрытых встреч он становился восприимчив к уговорам и увещаниям Клинтона. Затем во время заключительных пресс-конференций Ельцин из кожи вон лез, чтобы скрыть, как уступчив он был за закрытыми дверями».
И ладно бы президент сдавал позиции и соглашался на заведомо невыгодные для России условия по какой-нибудь отвратительной, но уважительной причине. Если б был он, например, агентом ЦРУ. Или получал от американцев миллиардные взятки.
Нет же. Самое обидное, что лидера сверхдержавы вербовали всякий раз за каких-то пару бокалов вина или виски; так забулдыги в качестве платы за утренний опохмел, регистрируют на свои паспорта фирмы-однодневки и ворованные машины.
Даже когда на переговорах обсуждались вопросы первостепенной важности — скажем, расширение НАТО на Восток — Борис Николаевич продолжал демонстрировать чудеса мазохизма. В сентябре 1994 года в Вашингтоне, по словам Тэлботта, Клинтон за один присест сумел переубедить Ельцина, что бояться НАТО не надо, Америка и Россия — братья навек, а их, двух президентов, до конца дней будет связывать «великая дружба».
«Я понял, — согласно кивнул он (Ельцин. — Авт.), сидя за столом. — Благодарю за то, что ты сказал».
Ради этого вполне можно было закрыть глаза на бесчисленные выходки русского царя. («По меньшей мере, он не агрессивен, когда пьян», — саркастически изрек как-то Клинтон.)
Кстати, и знакомство-то свое с российским коллегой Клинтон тоже начинал при известных обстоятельствах.
Еще когда Ельцин только позвонил поздравить Клинтона с победой на выборах, был он уже изрядно навеселе. Тэлботт пишет, что язык у Ельцина заплетался, и он никак не мог уразуметь, что же отвечает ему собеседник.
А Германией был связан один из самых громких и скандальных номеров, отколотых Ельциным. Я имею в виду приснопамятное дирижирование оркестром, случившееся в августе 1994 года, во время торжественного вывода ЗГВ.
30 августа президент отправился с визитом в Берлин, где в первую же ночь пригласил к себе в
номер в гостинице «Маритим» своего любимца — министра обороны Грачева.Верховный главнокомандующий и военный министр соревновались в крепости духа до самого рассвета.
Когда утром Ельцин вышел из своих покоев, всем стало ясно, что визит перестает быть томным.
Конфузы начались в первые же минуты официальных мероприятий. Сначала Ельцин, выступая на уличном митинге, при скоплении тысяч берлинцев объявил, что «в войне России с Германией не было ни победителей, ни побежденных». Потом он чуть не рухнул кубарем, когда поднимался на холм в Трептов-парке, к памятнику воину-освободителю.
А затем, поправившись за обедом красным вином, отправился в берлинскую ратушу, где и узрел на свою беду духовой оркестр, играющий бравурные марши. Недолго думая, президент отобрал у дирижера палочку и принялся размахивать ею, приплясывая в такт и издавая при этом нечленораздельные звуки.
Еле-еле его увели в ратушу, но когда через полчаса он снова вышел на улицу, на месте оркестра стоял уже детский хор и юный солист лет десяти старательно вытягивал дискантом «Калинку».
Эта «Калинка» окончательно его и добила. Ельцин ринулся к микрофону, оттолкнул солиста и дурным голосом протяжно затянул свою любимую песню на потеху хохочущей публике.
Большего позора Россия на немецкой земле никогда еще не переживала… Но «друг Гельмут» ни словом, ни намеком не показал «другу Борису», сколь шокирован произошедшим. Что, в общем, легко объяснимо: в те дни Россия досрочно выводила из Германии свои войска. Никаких серьезных контрибуций Ельцин за это не требовал. Полчаса отвратного зрелища — совсем неплохая цена за сэкономленные миллионы…
из книги Хинштейна А. «Ельцин. Кремль. История болезни»