В
североосетинском городе Беслане 1 сентября 2004 года террористы захватили школу № 1. На торжественной линейке в школе было тогда около 1200 человек, 1128 из них оказались заложниками (а по данным учительского комитета Беслана, заложников было больше – 1180 человек): дети, их родители, родственники, просто знакомые, учителя… Но реальные сведения власти тогда не озвучили, утверждая поначалу, что заложников «всего 100», потом, что их «более 100», затем твердо остановились на цифрах 300–350. Хотя весь этот небольшой город, конечно же, знал, что это не так, едва ли не у каждого жителя в школе оказался родной человек или знакомый. Ложь, выданная во всеуслышание, в конечном счете обернулась кровью, разъярив террористов, решивших, что с ними не считаются всерьез. Именно эта властная ложь вынудила и жителей Беслана достать припрятанное оружие и выйти с ним к школе: «Раз нам так нагло лгут, значит, всех уже списали. Мы сами будем спасать своих детей!»
Сразу после захвата террористы расстреляли 17 мужчин-заложников, дабы не возиться с охраной тех, кто мог оказать им сопротивление, попытаться обезоружить. 2 сентября количество заложников несколько уменьшилось: террористы отпустили с Русланом Аушевым 11 женщин и 13 детей в возрасте от нескольких месяцев до трех лет. И вот 3 сентября наступила кровавая развязка: во время хаотической стрельбы погибло 334 человека, в том числе 318 заложников, из которых 186 – дети. Погибли 12 спецназовцев и сотрудников МЧС, несколько гражданских спасателей. Количество раненых превысило 800 человек, из которых 72 ребенка и 69 взрослых стали инвалидами, ранения получили и 62 сотрудника силовых структур. Всего же потерпевшими признаны 1343 человека. Но называются и другие данные. С цифрами вообще разнобой, красноречиво говорящий, что не только для террористов, но и для власти люди, живые и мертвые, всего лишь статистический материал: за все эти годы чиновники так и не удосужились посчитать, сколько же на самом деле человек тогда пострадало.
В Беслан автор этих строк прилетел 2 сентября. На дороге от аэропорта до города – ни одного поста, ни одного стража порядка, вообще ни одного вооруженного человека. Словно пустыня. С коллегой Дмитрием Быковым из «Собеседника» въезжаем в город – тоже пустота, вымершие улицы. Люди только возле оцепления у школы или перед Дворцом культуры. На самом ДК огромный плакат: «Страсти Христовы». На соседнем доме рекламный постер другого фильма, «Обитель зла», а рядом ещё и «Пираты Карибского моря» – какая-то жуткая фантасмагория! От школы временами доносятся то одиночные выстрелы, то автоматные очереди. С боеприпасами у террористов проблем явно нет, вот они и ведут беспокоящий огонь по окрестностям школы, словно предупреждая: не вздумайте лезть, мы наготове. В ответ, разумеется, никто не стреляет. Хотя в толпе полно во-
оруженных людей, но не в форме: кто в спортивном костюме, кто-то в камуфляже без всяких опознавательных нашивок и в… тапочках. Да и вооружение разномастное, в основном охотничье оружие, старенькие СКС, на поясе ножи, у многих пистолеты. Их называют ополченцами, но какие же это ополченцы – за оружие взялись родственники заложников, а уж то, что оружие в Осетии есть едва ли не в каждом доме, в том числе и бое-
вое, незарегистрированное, – вовсе не секрет. На следующее утро в руках у этих мужиков можно будет видеть оружие посерьезнее: автоматы, пулеметы, снайперские винтовки и даже гранатометы… И ни единого представителя власти среди людей. Лишь вечером 2 сентября к собравшимся вышел секретарь Совета общественной безопасности Северной Осетии Урузмаг Огоев, зачитавший списки выведенных Аушевым. Стоявший за его спиной парень вдруг заплакал, закрыв лицо рукой: значит, в том списке не оказалось родного имени… Толпа разражается криками: «Почему к нам не выходит Дзасохов? Почему нам все время лгут? Почему не говорят правду о количестве заложников? Раз не можете или не хотите спасать наших детей – отойдите! Мы сами с НИМИ разберемся, сами спасем своих детей!»
Гул толпы порой перекрывают регулярные залпы подствольных гранатометов: это тоже террористы, тоже беспокоящий огонь. Иногда слух выделяет другие звуки: редкие, еле слышные и какие-то глухие. Догадываемся, что стреляют внутри школы: вновь расстреливают кого-то из заложников? Эта догадка на другой день подтвердилась…
С надеждой найти в живых. Жители Беслана ищут родные имена в списках раненых
Вечером зашли по-быстрому перекусить в кафе «Ирбис», что на улице Плиева, а рядом вдруг серия разрывов. Тут же, повинуясь журналистскому инстинкту, бросились на звук – узнавать, в чем дело. А там еще разрыв, и еще: засевшие в школе террористы учинили «профилактический» обстрел окрестностей, наглядно демонстрируя осаждающим: «Мы на стреме, бдим!» Огонь вели бесприцельно, но, когда мы выскочили из кафе, следующая граната прилетела как раз туда, ранив двух девушек-официанток: одной осколок угодил в живот, другой – в кисть правой руки. Ночью гранаты бандитских подствольников стали сыпаться в жилом частном секторе, появились новые раненые…
На другой день, 3 сентября, зашли в то же самое кафе – узнать про раненых девушек. Только зашли – и началось. Неожиданно громыхнули два или три мощных взрыва. Секундное затишье – и настоящий шквал автоматных очередей. Почти сразу по дворику кафе защелкали пули: кафе, как оказалось, в зоне обстрела, школа под боком – буквально за огородом соседнего частного дома. Штурм? В разгар дня?! Буквально через секунды прямо в наш дворик непонятно откуда вдруг вбегает мальчишка лет 12–13 – в одних трусах, в крови, с ожогами и хлопьями какой-то копоти на спине. Еще ничего не понимая, машинально вскидываю фотокамеру и начинаю снимать. По этим кадрам потом восстановил и хронометраж событий: первый кадр спасшегося ребенка сделан в 13.04… Ровно через две секунды из какой-то неприметной калиточки во двор кафе вбежал мужчина с девочкой на руках. Только за первую минуту из этой калиточки вынесли 14 спасенных из этого ада. Потом еще и еще… Все как на одно лицо: полураздетые, в крови, трясущиеся от ужаса, кричащие: «Пить! Пить!» Парни в спортивном тут же разносят прикладами автоматов закрытую дверь в кафе, вытаскивают упаковки с водой, раздают ее детям, льют ее на их обожженные спины… На руках выносят старика в шляпе, мертвой хваткой прижимающего к себе окровавленный пиджак. Оказалось, тоже заложник – ветеран войны, участник Сталинградской битвы и бывший учитель физики этой же школы Заурбек Гутиев. А в пиджаке у него, как оказалось, боевые награды: чтобы террористы их не увидели, он снял и вывернул пиджак. В 13.26 в воздухе появились вертолеты: ударный Ми-24 и пара Ми-8, оснащенных ракетными подвесками. Не стреляют, лишь кружат над школой. А там – кромешный ад. Разрыв за разрывом. Несложно понять, что террористы огрызаются ожесточенно: улицу и наш двор буквально засыпали гранатами из подствольников, они рвутся в кронах деревьев буквально над нашими головами. Улицу выметает – кто-то устремился к домам, кто-то, – как мы с Димой Быковым, – залег на обочине. Группа здоровяков прикрывает бронещитками важную персону, спешащую к лимузину, – это Президент Южной Осетии Эдуард Кокойты. Поднимаю фотокамеру и слышу звериный крик его охранника: «Не снимать, твою мать! Не снимать! Убью!…» Впрочем, затем Кокойты передумал уезжать, и пятачок вокруг него превратился в импровизированный штаб: руководить этот человек явно умеет. Взмахом руки он показывает, куда нести носилки, куда тащить раненых, куда подогнать машины для их транспортировки… Затем его распоряжения начинают обретать уже чисто военный характер: «Патроны! Где патроны? Туда тащите! Слышите, стрельба меняется – они уходят! Нельзя дать им прорваться и раствориться, прочесывайте каждый дом, все подвалы и чердаки!..»
Раненный в бою спецназовец
Пальба то затихает, то резко усиливается, все время гремят взрывы, и по звукам можно понять: это – залп противотанкового гранатомета, а это – уже танкового орудия (танки заговорили ближе к вечеру). По школе, набитой людьми и взрывчаткой, лупят все и всё! Полный ужас. Какой-то милицейский офицер бесцельно бегает по улице, размахивая пистолетом и тыкая стволом в лица людей. Мимо на носилках проносят раненого спецназовца. Позже узнал, что это командир одной из штурмовых групп подполковник Дмитрий Разумовский: увы, его раны оказались смертельными… Сотрудники МЧС помогают дойти до санитарной машины другому спецназовцу в полном облачении – ранение в бедро…
Танки, которые якобы не стреляли по школе
А у больницы уже вывешивают рукописные или печатные листочки с именами поступивших раненых. Рядом морг: жуткая куча тонких детских тел, окровавленные носилки… На другой день удалось подойти к школе: что-то еще дымится, спортзала нет. Люди в форме МЧС выносят на носилках трупы, все ходят в респираторах, а во дворике ряды тел, прикрытые фольгой. И в том же дворике трактора и бульдозеры, что-то сгребающие в кучи, а небольшой экскаватор своим ковшом грузит все это в кузова КамАЗов: видны обрывки ткани и обувь, какие-то обломки… Этот «мусор», вывезенный из школы, спустя несколько месяцев обнаружат на одной из свалок, найдут там и фрагменты тел. Выходит, тогда запечатлел не только трагедию, но и новое преступление – сокрытие улик: в эти кучи сгребали и то, что оставалось от людей, и то, что можно было использовать для настоящего расследования – если бы оно было… Когда уходили от школы, видел, как мальчишки уже играли с трубами-тубусами использованных гранатометов и огнеметов. А потом скажут: никаких гранатометов и не было – где вы их видели?..
глаза заложницы Беслан. Через три года после трагедии. Девочки смотрят на снимки своих погибших одноклассниц