Из воспоминаний гетмана Павла Скоропадского:
[13 – 14 декабря] «Ко мне явилась депутация немецких зольдатенратов во главе с их представителем Кирхнэром, который просил, чтобы не было кровопролития зря, что необходимо, чтобы офицеры сдались. <…>
Вечером я лег спать как обыкновенно. Ночью я получил часа в три телеграмму, в которой Винниченко (украинский политик-социалист, с 14 декабря 1918 г. – председатель Директории Украинской Народной Республики. – Прим. ред.) тоном Наполеона требовал полной ликвидации Гетманства. Прочтя, я снова заснул и в 7 часов встал. Слышался сильный гул орудий, я вызвал дежурного офицера, который мне доложил, что части, защищающие Киев, «отходят на вторые позиции». Я понял, что это за вторая позиция, и подумал себе: «Вот тебе и два дня удержания Киева, и трех часов не удержат!»
Оделся. Ко мне явился комендант Прессовский и просил разрешения отпустить небольшую часть отдельного дивизиона, охранявшего меня, для выручки самого дивизиона, который ночью обезоружили. Я вышел на подъезд, поговорил с этим взводом и отпустил его. Мне было ясно, что дело идет к развязке. Отдельный дивизион считался лучшей частью, которую я приберег для последнего удара. Она состояла из великорусских офицеров, ее всегда мне хвалили. Я оставил этот дивизион в своем распоряжении и давал его только для специальных задач на фронте, а тут его обезоружили. Скандал! У меня больше никого не оставалось. Сведения становились все тревожнее. Наконец, я получил уведомление, что арсенал взят, что военное министерство занято, следовательно, повстанцы были уже недалеко от нашего квартала.
…Думали, думали, куда поехать, и я решил, что лучше всего, к турецкому посланнику. …Ахмед Мухтар-бей жил в гостинице «Паласт», в двух комнатах. Сама гостиница была набита всякими людьми, которые сновали по коридору. Меня в дохе никто не узнал. В это время приехали, узнав мое местопребывание, несколько верных офицеров, которые мне сообщили совершенно безотрадную картину, что в сущности все уже кончено, но что местами еще дерутся. …Данковский (один из адъютантов Скоропадского. – Прим. ред.) тоже подтвердил, что всякое сопротивление сломано. Я сознавал, что все пропало. У меня была на душе тяжесть. Я думал, должен ли я все-таки отказаться от власти, или не следует этого делать. На меня повлияла раздающаяся где-то вдали пулеметная трескотня, и я подумал… вероятно, есть честные люди, которые дерутся до тех пор, пока они не получат сведения, что они освобождены от своих обязанностей и от присяги, и написал тут же на месте свое отречение от власти. А затем приказал начальнику штаба сдать таковой полковнику Удовиченко. Офицер повез эти две бумаги в штаб Долгорукова. Это приблизительно было около двух часов дня, но штаба Долгорукова уже не было, он рассеялся, и там уже примащивался штаб Директории. У моего офицера отняли бумаги, и он еле-еле сумел избежать ареста, только благодаря случайности он спасся.
Мне очень тяжело было сознание, что вся работа, все те переживания, через которые пришлось пройти в течение этих долгих восьми месяцев, такого непонимания меня, столько злобы, которая меня окружала, и быть так близко от того, чтобы выйти на плодотворную работу для спасения Родины, и все это рухнуло, и так бессмысленно».
(Скоропадский П.П. Спогади: кінець 1917 – грудень 1918 / Воспоминания: конец 1917 – декабрь 1918. Киев, 2016.)
Из воспоминаний писателя Константина Паустовского:
«Кричать во весь голос «слава!» несравненно труднее, чем «ура!». Как ни кричи, а не добьешься могучих раскатов. Издали всегда будет казаться, что кричат не «слава», а «ава», «ава», «ава»! В общем, слово это оказалось неудобным для парадов и проявления народных восторгов. Особенно когда проявляли их пожилые громадяне в смушковых шапках и вытащенных из сундуков помятых жупанах.
Поэтому, когда наутро я услышал из своей комнаты возгласы «ава, ава», я догадался, что в Киев въезжает на белом коне сам «атаман украинского войска и гайдамацкого коша» пан Петлюра.
Накануне по городу были расклеены объявления от коменданта. В них с эпическим спокойствием и полным отсутствием юмора сообщалось, что Петлюра въедет в Киев во главе правительства – Директории – на белом коне, подаренном ему жмеринскими железнодорожниками.
Почему жмеринские железнодорожники подарили Петлюре именно коня, а не дрезину или хотя бы маневровый паровоз, было непонятно.
Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном белом коне.
Коня покрывала голубая попона, обшитая желтой каймой. На Петлюре же был защитный жупан на вате. Единственное украшение – кривая запорожская сабля, взятая, очевидно, из музея, – била его по ляжкам. Щирые украинцы с благоговением взирали на эту казацкую «шаблюку», на бледного припухлого Петлюру и на гайдамаков, что гарцевали позади Петлюры на косматых конях.
Гайдамаки с длинными синевато-черными чубами – оселедцами – на бритых головах (чубы эти свешивались из-под папах) напоминали мне детство и украинский театр. Там такие же гайдамаки с подведенными синькой глазами залихватски откалывали гопак. «Гоп, куме, не журысь, туды-сюды повернысь!»
<…> Вслед за Петлюрой ехала Директория – неврастеник писатель Винниченко, а за ним – какие-то замшелые и никому неведомые министры.
Так началась в Киеве короткая легкомысленная власть Директории.
<…> Немецкие части, стоявшие в Киеве, аккуратно и вежливо выбрали свой Совет солдатских депутатов и стали готовиться к возвращению на родину. Петлюра решил воспользоваться слабостью немцев и разоружить их. Немцы узнали об этом.
Утром, в день, назначенный для разоружения немцев, я проснулся от ощущения, будто стены нашего дома мерно качаются. Грохотали барабаны.
…По Фундуклеевской улице молча шли тяжелым шагом немецкие полки. От марша кованых сапог позвякивали стекла. Предостерегающе били барабаны. За пехотой так же угрюмо, дробно цокая подковами, прошла кавалерия, а за ней, гремя и подскакивая по брусчатой мостовой, – десятки орудий.
Без единого слова, только под бой барабанов, немцы обошли по кругу весь город и вернулись в казармы.
Петлюра тотчас отменил свой секретный приказ о разоружении немцев».
(Паустовский К.Г. Собрание сочинений в 9-ти т. Т. 4. Повесть о жизни. Кн 1 – 3. М., 1982.)
«РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКАЯ ВЛАСТЬ ЗАМЕНЕНА ДИКТАТУРОЙ ЦК БОЛЬШЕВИКОВ»
Из декларации фракции левых эсеров Петроградского Совета:
«…1. Для успешной борьбы с надвигающейся международной контрреволюцией и для правильного устранения внутренней жизни — политической и народно-хозяйственной – Советской России необходима подлинная рабоче-крестьянская власть – свободно избранная и находящаяся под постоянным контролем трудового народа.
2. В настоящее время в Советской России рабоче-крестьянской власти нет – она заменена диктатурой Ц.К. партии большевиков. Выборное начало заменено или прямо системой назначения или скрыто в виде подтасованных выборов, производимых под угрозой расстрела, ареста, закрытия фабрик и заводов, лишения продовольствия. Контроль над агентами власти заменен их беспощадной расправой над рабочими, крестьянами и членами партии лев<ых> с. р., осмеливающимся требовать перевыборов, отзыва депутатов, предания суду комиссаров.
3. Последние перевыборы в Петроградский Совет – яркая иллюстрация издевательства большевиков над волей Петроградских рабочих, красноармейцев и матросов. Коммунистические охранники на фабриках, заводах, кораблях, казармах, в Советских учреждениях, зорко следящие за каждым шагом и словом трудящихся: аресты и расстрелы агитаторов партий, стоящих на Советской платформе, но несогласных с произволом и насилием большевистских комиссаров; удушение, лево-социалистической печати; разгром типографии, где печатаются лево-с.-р-овские предвыборные воззвания; аресты законноизбранных депутатами рабочих лев<ых> с.-р. и угрозы предать большевистскому суду их избирателей, лишить службы, продовольствия; попытка подкупить голодных избирателей обещанием выдать каждому рабочему по 1 ½ пуда муки; избирательная махинация с двойным и тройным представительством – вот условия «свободных перевыборов» в Петроградский Совет.
4. Петроградский Совет, состоящий из большевистских назначенцев, не может считаться выразителем воли Питерских рабочих, красноармейцев и матросов.
5. Члены партии лев<ых> с.-p., избранные депутатами, остаются в подтасованном Петроградском Совете как единственные выразители подлинной воли пославших их трудящихся масс. Они остаются;
1) Для борьбы за восстановление подлинной Советской власти
2) Для дачи отчета перед своими избирателями
3) Для разоблачения преступной большевистской политики…»
(Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы 1917 – 1925 г.г. В 3 т. Т. 2, ч. 3. Октябрь 1918 – март 1919 г. М., 2017)
Из протокола допроса А.Н. Юровой о М.А. Спиридоновой:
[10-29 декабря 1918 г.]
«Инспектору особых поручений тов. Уралову (руководитель следственного, а затем секретно-оперативного отдела ВЧК. – Прим. ред.).
ВЫПИСКА из протокола допроса от 10-го декабря 1918 г., Анны Никифоровны ЮРОВОЙ, чл. Р.К.П. (бил<ет> Гор<одского> района № 1577), …которая показала о СПИРИДОНОВОЙ:
«ВАЛДИНА (активистка и функционер партии левых эсеров. – Прим. ред.) мне говорила: сейчас у л.с.р. замечается два течения: ПРОШЬЯН и СПИРИДОНОВА, весьма сильно против большевиков и не считают возможным работать с большевиками. ПРОШЬЯН определенно говорил: вешать всех большевиков надо».
(Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы 1917 – 1925 г.г. В 3 т. Т. 2, ч. 3. Октябрь 1918 – март 1919 г. М., 2017.)
Из агентурного донесения о похоронах П. П. Прошьяна:
[23 декабря]
«Во II-е отделение т. УРАЛОВУ.
Похороны л. с. р. П.П. ПРОШЬЯНА были обставлены следующим образом: к 12 ч. дня 22 с/м. в клинику ШИМАНА, что по Яузск<ому> бульв<ару>, д. № 9, прибыли делегации от рабочих л. с. р. разных районов гор. Москвы с знаменами и плакатами, на которых были написаны девизы: «В борьбе обретешь ты право свое» и т. п., особенно обращал на себя внимание черный плакат с надписью: «Осужденный большевизмом на три года принудительных работ ПРОШЬЯН уже освобожден». …Процессия тронулась в 1 час дня. Когда проходили мимо почтамта на Мясницкой, бывший солдат отряда Попова – Пугачев, раньше работавший на заводе Гужон, произнес слово, в котором заявлял, что на л. с. р. возводится клевета, что почтамт был взят не вооруженной силой, а под нравственным воздействием ПРОШЬЯНА, и что только партия л. с. р. является носительницей истинных интернационалистических идей, и что все л. с.р., сражавшиеся и работавшие вместе с ПРОШЬЯНОМ, всегда останутся верными своему делу.
При проходе процессией Леонтьевского пер., мимо здания, где был раньше комитет партии л. с. р., выступил некто ПЕТРОВ, который в резких словах отзывался о коммунистах (большевиках). Указывая на здание, он говорил: «Пусть эти хоромы остаются за ними – наша партия крепнет и растет, и во время восстания будут боевым оплотом партии».
На кладбище Ваганьковское, что за Пресненской заставой, приехала М.А. Спиридонова, которая произнесла речь, в которой высказала надежду, что наш старый строй падет, и наши безумные правители, выдвинутые несознательными массами, правители, опьяненные своей властью, будут низложены.
…Особенно впечатление на присутствующих произвела речь ПОПОВА, который, что как о нем писали уже о<б> умершем, говорил, что ПРОШЬЯНУ и мертвому не дает покоя, что в советской газете было написано, что он мог бы работать <с> большевикам <и> в В.Ч.К. или друг<их> сов<етских> уч<реждениях>. Оратор горячо указывал, что ПРОШЬЯН не мог работать с бандитами и налетчиками, посылающими карательные экспедиции против рабочих и крестьян, расстреливающих десятками невинных людей. Он говорил, что партия большевиков должна пасть и ее место должна занять партия л. с. р., как носящая в себе мир, любовь и правду.
…После брали слово т. ЧЕБОТАРЕВ, опять Петров и Шишко, которые выражали твердую уверенность в падении большевистского правительства. Во время похорон и по дороге раздавались листовки антибольшевистского содержания…
Разведчики: ПРЕОБРАЖЕНСКАЯ, ДЕМИЧЕВ, Г. СОЛОВЬЕВ, МУСКЕЙТ».
(Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы 1917 – 1925 г.г. В 3 т. Т. 2, ч. 3. Октябрь 1918 – март 1919 г. М., 2017.)
«МЫШЬ СТОИТ 20 РУБЛЕЙ»
Из писем, телеграмм и выступлений председателя СНК РСФСР В.И. Ленина:
[17 декабря] «Самара, губвоенкому для украинцев Самарщины
Копия Серпухов, Вацетису
Считаем нужным сообщить в ответ на телеграмму украинцев Самарщины, что ввиду наплыва украинских добровольцев и обилия мобилизованных на самой Украине, не получивших еще вооружения, рабоче-крестьянское правительство Украины не считает нужным производство формирования украинцев в России и отправку их на Украину.
Сообщая об этом, предлагаем от имени Совнаркома прекратить отправку украинских частей на Украину.
Ленин».
Из телефонограммы В.И. Ленина Вацетису:
[23 декабря] «Главкому Вацетису Совет Обороны запрашивает:
1) Верно ли, что в боях в районе Балашова недели две назад нашими частями в продолжение двух-трех дней сдано противнику 25-30 орудий и, если это верно, что сделано Вами для привлечения виновных к ответственности и предотвращения подобных явлений?
2) Верно ли, что две недели назад издан Вами приказ о взятии Оренбурга и, если это верно, почему приказ не приводится в исполнение?
3) Что сделано для того, чтобы упрочить положение наших частей в районе Перми, требующих от Центра срочной помощи?…».
(Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд., т. 50. М., 1970.)
Из дневников поэтессы Зинаида Гиппиус:
«15 декабря, суббота. Кладбище. Отмечу только лестницу голода. Нет, конечно, той остроты положения (худого), которая не могла бы длиться. Но до сих пор все ж питались кое-как нажульничавшие и власть. Она же упитывала кр<асно>армейцев. Теперь у комиссаров для себя еще много, но уже ни для кого другого, кажется, не будет.
Сегодня выдали, вместо хлеба, 1/2 ф<унта> овса. А у мешочников красноармейцы на вокзале все отняли – просто для себя.
На Садовой – вывеска: «Собачье мясо, 2 р. 50 к. фунт». Перед вывеской длинный хвост. Мышь стоит 20 р.
…Многие сходят с ума. А может быть, мы все уже сошли с ума?
И такая тишина в городе, такая тишина – в ушах звенит от тишины!»
(Гиппиус Зинаида. Дневники, воспоминания. Черные тетради (1917 – 1919)// Гиппиус З. Дневники. В 2-х томах. Т.2.
М., 1999.)
16-й ишимский полк подполковника казагранди у бронепоезда «ишимец» на станции кушва. 19 декабря 1918 / bergenschild.com
Из дневников красного командира Филиппа Голикова:
«13 декабря. …Бывают и такие случаи, когда словами ничего не добьешься. Вечером при мне в штабной теплушке допрашивали командира батальона 3-го Барнаульского полка капитана Степанова. На вид Степанову лет сорок. Крепкий, сильный мужчина. Держался уверенно. Как будто не в плену, а в своем штабе. О себе рассказывал охотно: кадровый офицер, воевал против немцев, попал в плен. После плена вернулся домой, хотел жить тихо-мирно: на попечении старики-родители, которые едва сводят концы с концами. Но был мобилизован адмиралом Колчаком и принял присягу. После этого верой и правдой служил белой власти.
В теплушку вошел комбриг товарищ Акулов. Он послушал офицера и говорит:
– Нас ваши почтенные родители не интересуют. Скажите лучше, сколько здесь полков у белых, сколько батарей?
Капитан вскинул голову:
– На такие вопросы не отвечаю.
О чем ни спрашивает комбриг, офицер либо отмалчивается, либо грубит. Слово за слово, вскипел товарищ Акулов, схватился за шашку:
– Ты – белая сволочь. Тебе не мирная жизнь нужна, а рабочая кровь. Увести гада, прикончить!..
Кавалеристы зарубили офицера. Это – война, а белогвардейский капитан – враг. Из-за таких, как он, гибли и гибнут наши бойцы.
Может быть, у Степанова и небогатые родители. Но сам он продался буржуазии, готов биться за нее до последнего. Он люто ненавидит нас. Дай ему волю – шомполами бы всех засек».
(Голиков Ф.И. Красные орлы (Из дневников 1918–1920 гг.). М., 1959.)
Авторские орфография
и пунктуация сохранены.
Подготовил Владимир ВОРОНОВ