Актриса Вера Васильева: «Мне рассказывали, что Сталин, который всегда смотрел все картины, увидев меня в «Сказании о земле Сибирской», воскликнул: «Где нашли вот эту прелесть?!»
Народная артистка CCCР, лауреат двух Сталинских премий, любимица миллионов зрителей Вера Кузьминична Васильева, или просто Верочка, как по старой доброй привычке называют её коллеги, и сегодня, в свои 92, по-прежнему служит на сцене Театра сатиры и других московских театров. Всё те же лучистые ясные глаза, звонкий голос, ямочки на щеках и неизменная «фирменная» улыбка. Она всю жизнь переживала из-за своей, как ей казалось «заурядной простоватой внешности», а зря. О чём можно беспокоиться бесподобной графине Альмавива из знаменитого спектакля «Безумный день, или Женитьба Фигаро», который до сих пор круглый год крутят по телевизору? Бодра, легка на подъём, поражает энергетикой и молодым задором. От журналистов «железным занавесом» не закрывается – всегда готова найти время, чтобы поговорить на взаимно интересные темы. Немного высокопарно выражается, но как редко сейчас это встретишь и как ей это идёт! Правда, сколько ни задавай ей «острые» вопросы, всё равно разговор сведёт к театру – его «волшебству» и «чудодейственности».
Она вообще при всей своей внешней открытости довольно непростая, полная сокровенных тайн женщина. Например, блеснув на заре своей актёрской карьеры (а точнее ровно 70 лет тому назад, в 1947 году!) в картине «Сказание о земле Сибирской», вскоре надолго исчезла из кино. В течение нескольких десятилетий на вопрос «почему?» отшучивалась: мол, видно судьба такая, «всегда трудно понять, почему тебя замуж не берут». И только не так давно в своей книге-исповеди призналась: всемогущий директор «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев, которого за глаза называли Иван Грозный и которому она не ответила взаимностью, в бешенстве пообещал: «Ты никогда больше не будешь сниматься!» И сдержал своё слово. Был тяжёлый период и в родном театре – много лет не давали новых ролей, а для актрисы с амбициями – это «медленная мучительная смерть». Другая бы надломилась, наломала дров, но только не Вера Васильева. Актриса искала и нашла выход – сыграла все роли, о которых мечтала, в лучших провинциальных театрах страны. И как сыграла – посмотреть её Раневскую в «Вишнёвом саде» зрители приезжали отовсюду, не только из столицы.
…С Верой Кузьминичной мы встретились на служебном входе Театра сатиры перед началом спектакля. Ровно в назначенное время раздался звонкий стук её каблучков. Сразу бросилось в глаза, как сотрудники театра при виде её как-то по-особенному оживали, выпрямлялись. Ещё бы! Её статная фигура, прямая спина, ухоженные руки, изысканные манеры и речь воздействуют магически… Язык не поворачивается назвать её одной из старейших действующих актрис. Другое дело – легенда, королева сцены, актриса с походкой и осанкой голливудской дивы. Подписывая мне на память свою новую книгу «Золушка с Чистых прудов», она сказала удивительную фразу: «Я хочу, чтобы зрители помнили меня не потому, что я долго жила, а потому, что, долго живя, я не разуверилась в своих понятиях о жизни, о любви, о красоте человеческих чувств».
Вера Васильева и актёр Николай Комиссаров в картине «Чук и Гек». Московская киностудия имени М. Горького. 1953
Фото: КИНОСТУДИЯ ИМ. ГОРЬКОГО/ТАСС
«Я КЛЯНУСЬ, ЧТО БУДУ АРТИСТКОЙ»
– Вера Кузьминична, я с некоторым удивлением узнал, что у вас есть свой сайт в Интернете. Выходит, стараетесь идти в ногу со временем, поддерживаете виртуальную связь с многочисленными поклонниками?
– Да нет, я там не бываю. У меня просто есть юные друзья, которые сделали этот сайт – https://veravasilyeva.ru. Я не возражала, хотя сама в этом ничего не понимаю, я вообще с техникой совершенно не в ладах, никогда не пользовалась ни компьютером, ни Интернетом. У меня нет истинной потребности в этом. Наверное, возраст уже такой, мне кажется, подобные новации не моего ума дела. Но сайт действительно есть, и письма, хоть и не напрямую, до меня доходят.
– Ответили для себя на вопрос: Интернет, виртуальный мир – для человека больше благо или зло?
– Наверное, всё-таки благо и зло одновременно. Если там можно что-то полезное быстро узнать – это благо. Вот, скажем, какие спектакли идут на этой неделе в Лондоне или в Париже. А вот книгу своего любимого Флобера или Достоевского я бы в Интернете читать не стала. И общаться виртуально с человеком мне было бы неинтересно. В этом отношении я поклонник старого образа жизни.
– Тогда скажите, откуда у «поклонницы старого образа жизни», с крепкими рабоче-крестьянским корнями, вдруг появилась такая острая тяга к сцене, к лицедейству?
– Действительно, в нашей семье никто никогда к театру не имел отношения. Папа работал шофёром, мама занималась хозяйством. Мы жили очень бедно, всемером в одной комнате в Гусятниковом переулке, в районе Мясницкой. Мама с папой, три сестры, брат и я. Но однажды Анна Юльевна, соседка по нашей коммунальной квартире, повела меня в Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко на дневной спектакль оперы «Царская невеста». И когда я, восьмилетняя девочка, увидела эту красоту – бархат, люстры, оркестр, всё сверкает, как в сказочном дворце, на сцене неземная красавица в жемчужных кокошниках, услышала божественную музыку… Я решила: или буду артисткой, или не буду жить. И с тех пор я ни о чём больше не мечтала, не думала – только о театре. Пошла в драмкружок Дома пионеров, в хор, записалась в театральные библиотеки, и мне кажется, что именно это меня и воспитало.
– За что вас соседи дразнили Шаляпиным? За концерты во дворе?
– Сперва я подумала, что за шляпу, с которой я в детстве не расставалась. Обычно я садилась в этой шляпе чистить картошку и распевала арии, услышанные по радио. О том, что был такой великий певец Фёдор Иванович Шаляпин, я не знала. Потом оказалось, что прозвали меня так – за моё пение. А в концертах я тогда уже участвовала настоящих. Хорошо помню, как хор нашего Дома пионеров выступал в Большом театре (говорили, в зале сидел сам Сталин). Знаменитый бас Марк Осипович Рейзен запевал «Широка страна моя родная», а четыре девочки, в том числе и я, подпевали ему: «Много в ней лесов, полей и рек». У меня был хороший слух и чистый голосок.
– Можете описать Веру Васильеву тех лет?
– Какая я была тогда? На вид очень тихая, смешная мечтательница, с розовыми щеками с ямочками, романтичная, впечатлительная. При этом в душе упрямая, иногда даже чересчур. Могла даже, предоставленная своим мечтам, совершить непоправимые поступки.
– Неужели? А что могло быть «непоправимым» в юные годы?
– Знаете, одно из самых ярких воспоминаний юности – глупость, которую я чуть не совершила в 14 лет. Прочитав какую-то книгу (сейчас даже не помню, какую!), я решила: лучше умереть молодой, чем жить и разочаровываться в жизни постепенно. Особых причин для этого не было: только то, что особо не верила, что сбудутся мои мечты о роскошных ролях, красивой любви… Я взяла бритву и дважды порезала себе вену, потом опустила руку в тёплый таз в надежде, что тихо, красиво умру. К счастью, вовремя опомнилась! Но в память об этой детской глупости у меня на левой руке в сгибе локтя остались две белые чёрточки. А ещё никогда не забуду, как мы с моей любимой подругой детства Катей Розовской (мы с ней дружили более 70 лет!) вместе мечтали о сцене, бегали в театры, копили деньги на билеты. Всё отдавали, чтобы у нас были хоть какие-нибудь деньги на галёрку. Иногда под впечатлением так плакали после спектакля… Шли по дороге, рыдали в три ручья и обе говорили: «Я клянусь, что буду артисткой». Причём планы у нас были один безумнее другого. Например, мечтали убежать из дома и поступить в какой-нибудь провинциальный театр хоть кем-нибудь, а там какой-то неожиданный случай, дебют, как у Марии Николаевны Ермоловой, легендарной актрисы Малого театра, – и начнётся театральная жизнь, полная приключений. В результате в каком-то смысле наши мечты сбылись: я в 1943 году поступила в Московское театральное училище и стала артисткой, а Катюша стала театроведом.
Вера Васильева – в роли мамы. Кадр из фильма Ивана Лукинского «Чук и Гек» по мотивам одноимённого рассказа Аркадия Гайдара
Фото: «РИА НОВОСТИ»
«ЗДОРОВУЩАЯ, УПИТАННАЯ ДЕВКА – КРОВЬ С МОЛОКОМ»
– Уже на третьем курсе театрального вы сыграли одну из главных ролей в музыкальной комедии Ивана Пырьева «Сказание о земле Сибирской». В компании звёзд первой величины тех лет – Марины Ладыниной, Бориса Андреева, Владимира Дружникова, Владимира Зельдина…
– В том, что мне выпал такой счастливый лотерейный билет, как картина «Сказание о земле Сибирской» никакой особой моей заслуги нет. Думаю, большую роль сыграла моя тогдашняя внешность. Я была полненькая, розовощёкая, вы бы сейчас меня не узнали. (Смеётся.) Мою добродушную рожицу у раздевалки нашего училища заприметили ассистентки Пырьева. Подошли и спросили: «Девочка, хочешь сниматься в кино?» Они мне сказали, что знаменитый, талантливый режиссёр Иван Александрович Пырьев собирается снимать цветной, музыкальный фильм по сценарию Помещикова и Рожкова. И нужна молоденькая, никому неизвестная актриса с наивным лицом. Так и сказали: «Нужна здоровущая, упитанная девка – кровь с молоком». Они назначили мне на следующий день встречу на Киностудии «Мосфильм».
– А вы мечтали о кино?
– Очень! Я так хотела сниматься, что прибежала домой взбудораженная, и мы всей семьёй всю ночь не сомкнули глаз – всё думали-гадали, во что меня одеть перед просмотром. В итоге на «Мосфильм» я явилась в сестрином платье из синего шёлка, перетянутая широким поясом, накрашенная и с невообразимо взбитыми кудрями. До сих пор помню своё настроение, с которым я шла «навстречу своему счастью». (Смеётся.) В нём были одновременно – растерянность и отвага.
– Вы знали, какая молва в те годы ходила об Иване Александровиче: мог наорать без повода, даже ударить актёра, унизить актрису? Уж не говоря о его мужских «поползновениях»… Советский Иван Грозный в чистом виде – так его за глаза называли на «Мосфильме».
– Да откуда? Ничего я не знала. Забегая вперёд скажу, что да, бывали потом моменты, когда я видела его грозным и как все трепетали, когда он кому-то устраивал разгон за какой-нибудь пустяк. Но этого не было по отношению ко мне. Когда начались съёмки, Пырьев всегда был ласков со мной, чтобы я чувствовала себя свободнее, «не зажималась». «Ангелочек мой, крикни громко эту фразу, позови изо всех сил». Я это сделаю, слышу: «Умница, очень хорошо!» Удивительно было слышать ласковые интонации в словах такого грозного и всесильного человека.
Главный режиссёр Малого театра – народный артист СССР Борис Иванович Равенских. Москва. 1975
Фото: И. ЗОТИН/«РИА НОВОСТИ»
А в тот первый день Пырьев, не сказав ни слова, отправил меня к гримёрам. Первым делом расчесали мои кудри, заплели косички. Взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: простейшее деревенское лицо. Рожица словно блин, глазёнки маленькие, как поросёнок упитанная, косички тонкие. Не понравилась я себе ужасно. Первая мысль: ну никогда такую в кино не возьмут! А оказалось – именно это-то и надо было. Одели в костюм героини – Насти Гусенковой. Снова привели к Ивану Александровичу. Он так пристально на меня посмотрел и скомандовал: «Принесите два простых чулка». Принесли. Пырьев их взял, скатал в два толстых комка. И ни капли не стесняясь, сунул в моё декольте по чулку в те места, где должна быть пышная грудь, которой у меня не было. «Ну, теперь всё в порядке! А то фигура тощая, лицо толстое – не поймёшь ничего». Я стала походить на пышногрудую бабу, которой прикрывают чайники. Но вот такой утвердили сразу. Помню, когда уже шли съёмки, Пырьев частенько напоминал ассистентам: «Васильевой всё подложили? Тогда можем начинать!»
– Картина вышла в 1947 году, триумфально прошла по всем советским кинотеатрам, была куплена 86 странами, произвела настоящий фурор в Японии. Ожидали такого резонанса?
– Честно вам скажу: триумф этой ленты я восприняла как чудо из чудес, всё было как в волшебной сказке о бедной Золушке, попавшей на бал. Но оценивала я себя трезво: как студентку, которая ещё мало что может, у которой всё только в самом начале. Поэтому я была в какой-то степени даже напугана, когда мне тоже дали Сталинскую премию. Ведь в первоначальном списке были Пырьев, оператор, сценаристы, композитор и ведущая группа актёров. Моей фамилии там не было.
– Правда, что это решение принял лично Сталин?
– Не знаю, правда это или нет, но мне так рассказывали. Якобы Иосиф Виссарионович, который всегда смотрел все картины, увидев меня на экране, спросил: «Где нашли вот эту прелесть?» На что ему ответили, что «это всего лишь студентка третьего курса, поэтому к премии не представлена». Сталин коротко распорядился: «Она хорошо сыграла, надо ей премию дать». И меня мгновенно включили в список.
– Помните свои ощущения от славы, от всеобщего обожания и внимания?
– Я даже не знаю, была ли я счастлива. Наверное, была. Хотя всегда считала, что и правительственная награда, и огромная слава «свалились» на мою молодую неопытную голову не совсем заслуженно. Я не создавала образ, а была именно такой – наивной, симпатичной, простодушной девочкой. Просто попала в хорошие руки Ивана Александровича Пырьева.
– В своей недавно вышедшей книге вы впервые откровенно рассказали, почему по большому счёту не сложилась ваша карьера в кино. Как после успеха «Сказания…» Пырьев пригласил вас в гостиницу и предложил «отблагодарить» его… Почему вы столько лет хранили эту тайну?
– Об этом роковом свидании знала только моя ближайшая подруга – Катюша Розовская. Молчала я об этом, зная страсть нашей прессы ко всему запретному, пикантному. А когда писала книгу, подумала: мне уже столько лет – лучше рассказать всё, как было на самом деле. Иван Александрович действительно однажды назначил мне встречу в гостинице «Москва». Якобы «для беседы». Я, ничего не подозревая, пошла – благодарная, счастливая, смущённая свалившимися на меня почестями. Помню, Иван Александрович сидит на стуле, попросил меня подойти к нему. Говорит: «Ну? Будешь меня благодарить?» Я отвечаю: «Я вам очень благодарна, очень!» Он перебил: «Не так… Не так благодарят! Разве ты не видишь, что я люблю тебя… Иди сюда!» И стал приставать… С трудом вырвавшись, я побежала к двери и услышала вслед: «Ты больше никогда не будешь сниматься в кино!» «Ну и наплевать», – подумала я.
– Выходит, Пырьев своё слово – не снимать – сдержал?
– Получается, сдержал. Из рассказов я иногда слышала, что кто-то из режиссёров меня хотел попробовать на новую роль, но каждый раз потом всё срывалось… Поэтому я всегда говорю: для зрителей, которые не видели меня в театре, я вообще как белый лист бумаги. Но я на Ивана Александровича не в обиде, давно всё простила.
– Почему? Могла бы жизнь совсем по-другому повернуться.
– Могла. Но ведь всё равно, как ни крути, Пырьев подарил мне не только роль – жизнь. Если бы не встреча с ним, меня бы, возможно, отправили куда-нибудь к чёрту на кулички. Там бы я работала, вышла замуж, родила пятерых ребятишек. Жили бы в нищете. Муж бы пил, а потом изменил мне с другой артисткой. (Смеётся.) А так… Меня сразу же пригласили в Театр сатиры на главную роль – Лизаньки Синичкиной в водевиле Ленского и Бонди «Лев Гурыч Синичкин». Представляете? Вчерашняя студентка играет такую роль, да ещё в паре с легендарным Владимиром Яковлевичем Хенкиным.
Борис Андреев (шофёр Яков Бурмак) и Вера Васильева – в роли Настеньки в музыкальной картине Ивана Пырьева «Сказание о земле Сибирской». «Мосфильм». 1947
Фото: «РИА НОВОСТИ»
ДЕВЯТЬСОТ «СВАДЕБ» И ДВЕ ЛЮБВИ
– К театрам советской эпохи намертво прилип ярлык «террариум единомышленников». Как вас встретили великие, народные и «непризнанные гении»?
– К счастью, я сразу почувствовала себя своим человеком в театре, поскольку меня приняли очень по-доброму, все стали нежно опекать. Думаю, большую роль опять же сыграл мой кинодебют. Наверное, я ассоциировалась с этой наивной деревенской девочкой-героиней, которой надо помочь. (Смеётся.)
– Следующий судьбоносный виток вашей карьеры связан именно с театром. Я имею в виду спектакль «Свадьба с приданым», премьера которого состоялась 12 марта 1950 года.
– Да, успех «Свадьбы с приданым» был феноменальный! Спектакль прошёл 900 раз, был удостоен Сталинской премии, экранизирован. И я получила свою вторую премию. А годков-то мне было всего двадцать пять. Но моё счастье было связано не столько с этим. С одной стороны, этот спектакль подарил мне самую большую любовь в моей жизни, с другой – дал мне партнёра по сцене и любящего мужа (Владимира Ушакова. – Ред.), с которым мы счастливо прожили 54 года.
– Слухи о вашем романе с постановщиком «Свадьбы с приданым» – молодым талантливым режиссёром Борисом Ивановичем Равенских – распространились в театральных кругах довольно быстро.
– В нашем театре узнали о нём почти сразу. Да я и не умела скрывать – на моём лице можно было прочитать всё. Мне до сих пор трудно говорить об этом человеке… В искусстве он был заметной крупной фигурой, а в жизни – сложным, способным вызвать не только любовь, преклонение, восхищение, но и ярость, ненависть, полное неприятие. Он рождал такие разные чувства, такие полярные страсти! А для меня навсегда остался загадкой.
– В своей книге вы сделали невероятное признание: любовь была такая, что вы готовы были, не задумываясь, как декабристка, идти за ним – хоть в ссылку «во глубину сибирских руд», хоть в тюрьму…
– Да, так я любила. Сильно. Почти семь лет я жила с полной готовностью отдать ему, если надо, свою жизнь, если бы он этого захотел. Но сначала он был женат на актрисе Лилии Гриценко, но даже когда остался один, никак не мог определиться, нужна ли я ему. Все мысли и воля Бориса Ивановича были направлены на свою судьбу, на своё творчество. Я мучилась страшно!
– Вы знали, что ваш «возлюбленный и жених Максим» – партнёр по «Свадьбе с приданым» Владимир Ушаков влюблён в вас не только по сценарию?
– Конечно, я видела, что его чувства ко мне давно вышли за пределы сцены, экрана, но долго ничего не могла с собой поделать. Пока однажды в самый тяжёлый для меня момент (как будто почувствовал, что я буквально на краю гибели!) он не позвонил и не спросил в очередной раз, когда же я соглашусь быть его женой. И тогда я ответила: «Я согласна». Володя тут же счастливый примчался на машине, заваленной цветами… Это были не просто букеты – я утопала в цветах. Потом мы поехали в общежитие Театра сатиры на Малой Бронной, где, кроме Володи, жили многие актёры нашего театра, и он всем объявил новость о нашей свадьбе.
Вера Васильева и Михаил Державин на юбилейном вечере «Любимый Мих-Мих! Тебе 80!» в театре Сатиры. Апрель 2016
Фото: АЛЕКСЕЙ ФИЛИППОВ/«РИА НОВОСТИ»
– Свадьба была шикарная?
– Нет, свадьбы как таковой не было. Помню, Толя Папанов принёс пол-литра, другие вынесли еду на кухню, что у кого было. А в загсе мы расписались лет через семь. Никаких платьев и колец не было – просто зашли, поставили подписи.
– Вы вместе в любви и согласии прожили более полувека и всегда производили впечатление идеальной пары. Что такое для вас любовь?
– Не знаю, как объяснить. Но огромное счастье, когда это чувство испытываешь. За любовь принимают много чепухи. Но мне кажется, что с Володей я испытала настоящее чувство… Как только я вышла замуж, не помню случая, чтобы кто-то даже к руке моей прикоснулся греховно. И не было ни единого случая, что я глазами, мыслями, прикосновениями совершила что-то такое, за что может быть стыдно. Что это, если не любовь?! Мы ни разу серьёзно не поссорились. Володя настолько влюблённо, благодарно и нежно относился ко мне, что у меня было ощущение сплошной влюблённости. Это очень важно для актрисы, да и вообще для любой женщины. У меня самой за годы семейной жизни чувства к нему шли только по нарастающей. Бывало, отыграю спектакль, бегу как сумасшедшая домой. Я его особенно полюбила в последние годы, когда он болел. Три инфаркта, инсульт, слепота, ходить без помощи не мог. Но он так был благороден, никогда не ныл и не жаловался. Всегда искал повод посмеяться, порадоваться за меня. Я очень о нём тоскую…
– В Театре сатиры блистали и были вашими партнёрами Анатолий Папанов, Татьяна Пельтцер, Андрей Миронов, Ольга Аросева, Михаил Державин с Александром Ширвиндтом… Вы с кем-нибудь были особенно дружны?
– Я бы не сказала, что с кем-то у меня были близкие отношения. Но очень хорошие – со многими. С Георгием Павловичем Менглетом и его женой – прелестной актрисой Ниной Николаевной Архиповой – мы общались семьями. Я любила и люблю своих партнёров по сцене. И Сашу Ширвиндта, и Мишу Державина, и Валентина Гафта, который был моим первым «графом Альмавива» в самой первой постановке «Женитьбы Фигаро». А ещё у меня был Юра Авшаров, которого я очень любила в «Священном чудовище».
Помню, с какой нежностью относился ко мне Толя Папанов, он как-то особенно произносил моё имя: «Вее-рочка!» Как с котёнком иногда говорил: «Милый мой, маленький!» Я считала его потрясающим артистом. Когда я вышла замуж, мы жили вместе в театральном общежитии. И Толя Папанов со своей женой Надей Каратаевой жили там, и Татьяна Ивановна Пельтцер со своим отцом, Иваном Романовичем. Менялись кастрюлями, как в типично советские времена, можно было и пару луковиц взять взаймы, и угостить вкусненьким друг друга.
А вот с Андрюшей Мироновым мы, пожалуй, общались поближе. Он очень хорошо относился к моему мужу, и Володя его обожал. В театре они гримировались в одной комнате. И Андрюша с ним всегда откровенничал, даже рассказывал о своих романах. Через него мы подружились с его знаменитыми родителями – Марией Владимировной Мироновой и Александром Семёновичем Менакером. Конечно, драматическое лето 1987 года забыть невозможно. Сначала Толя Папанов… Представляете, мы со всей труппой ждали его в Риге, где гастролировал театр. Он накануне отъезда, вернувшись домой со съёмок, пошёл в душ, и – смерть настигла его. Двое суток под струёй холодной воды сидел он, мёртвый, в ванне, одной рукой держась за её край. А следом ещё одна безумная трагедия – там же, в Риге, не стало Андрюши. Мой муж просто в голос плакал…
С Сергеем Мартинсоном в музыкальном фильме-спектакле «Бенефис Сергея Мартинсона». 1974
Фото: РЫБАКОВ/«РИА НОВОСТИ»
РОКОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ
– В 2018 году будет 70 лет, как вы служите в Театре сатиры. Редчайший случай актёрской верности своему театру! Какие роли вам дороги больше всего?
– Мне очень дороги мои удачные роли в Театре сатиры – графиня Альмавива, Ольга в «Свадьбе с приданым», Анна Андреевна в «Ревизоре», воительница в одноимённой пьесе Лескова. Но было время, когда в родном театре я долго ничего нового интересного не играла и очень страдала от этого. От отчаянья я от руки переписывала в тетрадку роли, которые мечтала сыграть: Раневскую в «Вишнёвом саде», Миссис Сэвидж, Мадам Бовари… Но, увы. Так что да, я никуда не уходила, но порой вынужденно «изменяла» Театру сатиры с другими театрами.
– Наверное, как дважды лауреат Сталинской премии, вы могли себе позволить, например, попросить роль, «топнуть ногой». Или вы не из тех актрис, кто «хорошо работает локтями», кто «дружит» с главным режиссёром…
– (Перебивает.) Дальше этот список можно не продолжать – нет, это не моё абсолютно. Один-единственный раз в жизни я рискнула попросить роль. Это было в 1983 году. Тогда после конфликта из нашего театра ушла Таня Васильева, репетировавшая Раневскую в «Вишнёвом саде». Набравшись смелости, после бессонной от переживаний ночи я пришла к главному режиссёру Валентину Плучеку и сказала, что мечтаю об этой роли. Разговор был короткий. Он посмотрел, как на идиотку: «Ну что вы, Вера! Если я вам отдам эту роль, обидится Нина Архипова или Оля Аросева, которые тоже ко мне приходили и говорили о своём желании попробоваться… Я лучше молодую возьму!» И взял на эту роль молодую Раису Этуш (дочь Владимира Абрамовича Этуша. – Ред.). Я тогда очень сильно переживала: наверное, как актриса не нравлюсь ему своей простотой, он считает, что у меня нет породы, темперамента или греха, который так необходим для Раневской… Что интересно, спустя годы (когда Плучек тяжело заболел и уже не работал), я приехала его навестить, а Валентин Николаевич вдруг сказал: «Вера, я очень перед тобой виноват и этим сильно мучаюсь. Прости!»
– Объяснил за что?
– Я и сама это прекрасно понимала. За то, что в творческом плане был ко мне равнодушен, не видел во мне героиню. Но разве он в этом виноват?
– Насколько я знаю, Любовь Андреевну Раневскую в чеховском «Вишнёвом саде» вы всё-таки сыграли.
– Правда, «на стороне» – в Тверском академическом театре драмы. И играла её в свободное от спектаклей в родном театре время, в течение десяти лет. Затем двенадцать лет с радостью и наслаждением ездила в Орёл играть Кручинину в «Без вины виноватых», играла в спектаклях «Блажь» – в Новом драматическом в Москве и «Странная миссис Сэвидж» – в Театре кукол Образцова. Эти работы меня спасли, поскольку сбылось то, о чём я мечтала с юности, ради чего пришла в профессию. Иначе просто бы считала, что мне не хватило таланта, не хватило судьбы.
– Сейчас вы заняты в трёх постановках Театра сатиры, играете графиню Анну Федотовну в «Пиковой даме» – на сцене Малого. Я уж не говорю о том, что два года играете главную роль в своём бенефисном спектакле «Роковое влечение», поставленном специально к вашему 90-летию…
– Роль пожилой актрисы Ирмы Гарленд стала для меня поистине царским подарком. Играю её с наслаждением. И вообще, у меня хорошие, разные роли. Так что жаловаться на отсутствие работы я не могу.
– Словом, вы настоящий трудоголик, себя без сцены не мыслите?
– Вот это правда! Признаться, когда у меня нет работы, я теряюсь, в этот период называю себя «мешком с мякиной». Из меня просто уходит весь смысл. Два месяца летнего отпуска еле пережила. Для меня это сплошное мучение, ужас, терпеть не могу!
– Интересно, чем же вы заполняете свободное время в отпуске?
– Отдыхаю, читаю. Иногда путешествую. Никаких хобби у меня нет. Люблю просто гулять, если есть возможность. Но только не по городу, а на природе. Но это редко случается, у меня нет дачи. Иногда хожу в театр. Сейчас, правда, не часто.
– Нынче в театр ходят в основном отдохнуть, развеяться. Вас это не тревожит?
– Очень тревожит. Вы знаете, в прежние времена театр был не только зрелищем, удовольствием, но и почти всегда – местом духовного оплодотворения, что ли, инструментом познания чувств, мыслей. Я любила тот театр и хочу, чтобы сейчас в нём царила подобная атмосфера. Но так как население живёт тяжело, а телевидение пытается развлечь людей всякими пустяками, увести их подальше от серьёзных духовных проблем, публика сейчас другая, она всем этим испорчена. И сегодня театру существовать сложно. С одной стороны, мы обязаны сделать так, чтобы к нам ходили, – значит, в чём-то должны идти на поводу у публики, учитывать вкусы большинства. А с другой – уважающий себя творческий коллектив не должен падать ниже заданного самому себе уровня. И эти ножницы, по-моему, сложнее, чем цензура, которая была раньше.
С мужем – актёром Владимиром Ушаковым на церемонии открытия Дня города на Тверской площади. Москва. Cентябрь 2006
Фото: ГРИГОРИЙ СЫСОЕВ/ТАСС
– Сегодняшний Театр сатиры держит свой уровень?
– Я считаю, что ниже определённой планки, особенно если сравнивать с ТВ, театр не опускается и, надеюсь, не опустится никогда. Я счастлива, что все спектакли, в которых я занята, – это не развлекаловка, а достаточно серьёзный разговор со зрителем.
– Если не ошибаюсь, в кино вы в последний раз снялись в 2006 году в картине «Всё смешалось в доме…». Почему сейчас не снимаетесь? Не предлагают ничего достойного?
– Пожалуй, да. Иногда что-то предлагают, но абсолютную ерунду, на мой взгляд. Какую-нибудь бабушку сыграть или соседку по дому. И это не эпизоды, полноценные роли в сериалах. Но даже если я предполагаю, что это симпатично, я всё равно отказываюсь.
– Почему же?
– Во-первых, просто не могу себе позволить участие в долгоиграющих проектах. А потом… Я просто не привыкла к этой немыслимой быстроте, с которой производятся сериалы – чуть ли не по серии в день! Очень боюсь, что процесс работы будет для меня мучительным, а я не жадный человек и в общем не стремлюсь к богатству. И тогда зачем мне всё это?
– А зрительскую любовь вы сегодня ощущаете?
– На спектаклях? Конечно. И на улице узнают. Иногда иду и вдруг: «Ой, здравствуйте! Вы Вера Васильева?» – «Да». – «Будьте здоровы! Счастья вам!» Это очень приятно.
– Вы прекрасно выглядите – и это не дежурный комплимент. Поэтому не могу не спросить, в чём секрет неувядающей внешности и феноменальной актёрской формы Веры Васильевой?
– На мой-то взгляд, секрет в том, что я люблю свои роли и своих зрителей… Но вы, наверное, хотите узнать о моём образе жизни? Зарядку никогда не делала – терпеть этого не могу. С детства не умела кататься на коньках, на лыжах. Абсолютно неспортивная. Диет у меня никаких нет. Но я не позволяю себе поправляться – держусь в одном весе всю жизнь. Слежу за осанкой, именно осанка выдаёт возраст. Тем не менее я ем всё. После спектакля, а это практически на ночь, люблю побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. Поздно, конечно, но без вкусненького как-то скучно. Что ещё? Спиртное я не люблю, иногда, если очень хорошее настроение, могу выпить грамм сорок водки – и всё. Никогда не курила. Живу как растение. Что нравится, то и делаю. (Смеётся.) Возможно, вы удивитесь, я даже про лекарства ничегошеньки не знаю. И слава Богу!
– Вера Кузьминична, да вы напрочь разрушаете некоторые представления о так называемом здоровом образе жизни!
– Да, но, повторяю, самое главное, что меня держит в форме, – это театр, мои роли, любовь зрителей. Понимаете, когда выходишь после спектакля совершенно счастливой, помолодевшей – это дорогого стоит!
– Значит, в этом ваше женское и актёрское счастье?
– В этом. Моя жизнь состоялась: есть профессия, о которой я мечтала, у меня был замечательный любящий муж, а в конце жизни появилась крёстная дочь Дашенька, которая более 20 лет обо мне так трогательно заботится, что не каждая родная дочь о своей матери так будет. Ведь своих детей у меня нет. А благодаря её заботе я не чувствую одиночества. Мне 92 года, и я счастлива абсолютно. За всю свою жизнь я никого не обидела, никого не обманула, и я счастлива, что пережила всё и не озлобилась. Я только благословляю жизнь, за то, что подарила мне большие испытания. Но каждый раз, когда я еду в театр на свой спектакль – я ловлю себя на мысли, что еду как на любовное свидание.
