Актриса Элеонора Шашкова («жена Исаева – Штирлица») начинала свою карьеру в отделе разведки погранвойск на острове Кунашир и лично участвовала в допросе одного из самых результативных японских шпионов
В роли Ханумы на своём творческом вечере в честь 75-летия. 2012
Кто-то из коллег метко сказал о ней: «Я знаю сотни случаев, когда актёры после сыгранной роли наутро просыпались знаменитыми. Но, пожалуй, не знаю больше ни одного, когда такую известность приносила эпизодическая роль без слов». И действительно, Элеонора Шашкова на сцене родного Театра им. Вахтангова создала галерею прекрасных женских образов – играла Машу в «Живом трупе» Толстого и Александру в «Идиоте» Достоевского, блистала в пьесах Пушкина, Островского, Мольера, Эдуардо де Филиппо. А всенародно прославилась как «жена полковника Исаева – Штирлица».
У Элеоноры Петровны вообще во многом уникальная судьба: ей удалось сыграть жён разведчиков в самых знаменитых советских шпионских фильмах. Причём это началось с первой же большой роли, с «Ошибки резидента», где её героиня – избранница перевербованного западного агента Михаила Тульева. Далее в этом списке – «Судьба резидента», «Семнадцать мгновений весны» и «Возвращение резидента». Эпохальные фильмы, берущая за душу, пронзительная актёрская игра Элеоноры Шашковой. Именно поэтому и в СВР, и ГРУ до сих пор считают её работу эталонным воплощением на экране «нелёгкой доли жены разведчика, с достоинством перенёсшей тяготы, разлуку с мужем во имя любви к Родине». Недаром в 2016 году ей была вручена не совсем актёрская награда – орден «Честь и слава Великой России».
И это всё при том, что жизнь у актрисы складывалась непросто. Ярко дебютировав в родном Театре Вахтангова, она в конце 1980-х попала в опалу и 30 лет (!) не получала новых ролей. В результате киношных (и не только киношных) интриг была загублена карьера её мужа – режиссёра Валентина Селиванова, снявшего удивительный детский фантастический фильм «Большое космическое путешествие». Но театр не бросила, с мужем была до его последнего дня. Не подсиживала коллег, не дралась за роли, даже в самые депрессивные времена сохраняла оптимизм. Делала всё, что могла: играла в эпизодах, выступала на концертах, не отказывалась даже от крошечных ролей в кино. Ждала настоящей работы. И дождалась. 23 декабря (как раз к 80-летнему юбилею Элеоноры Шашковой) на сцене Симоновского филиала Вахтанговского театра можно увидеть премьеру спектакля «Вечер шутов» с её участием.
…Мы встретились незадолго до премьеры. От первого же вопроса, как ей удалось пройти такой тернистый путь и не разочароваться в профессии, Элеонора Петровна «ушла» элегантно:
– Всё-таки я невероятно счастливая артистка! Кто бы меня знал, если бы я не снялась в тех же «Семнадцати мгновениях весны»? Не было бы «Линии жизни» на ТВ, такого журналистского ажиотажа накануне юбилеев. Заслуженным артисткам такое внимание «не положено». А так меня все знают. Одна съёмка – и моя жизнь перевернулась! Выходит, она мне удалась.
ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ КУНАШИРА
– Элеонора Петровна, вы никогда ничего не рассказываете о Батуми – городе, в котором родились…
– В Батуми я появилась на свет, а через год мы уехали. Мой отец – военный, прошёл всю Великую Отечественную, и потом всю жизнь мы мотались с ним по пограничным гарнизонам. Жили в Тбилиси, Баку. Когда освободили Кишинёв, мы переехали туда. Затем – в Симферополь.
– Первые детские воспоминания связаны с войной?
– Ну, конечно! Мы с мамой пережили войну в Баку. Мне было четыре года, когда мамочка меня вывела на балкон и мы увидели, как прожекторы осветили в небе вражеский самолёт-разведчик. Его «вывели» далеко-далеко за город и там подбили. Над Баку нельзя было – город весь на нефти стоял… Одно из самых ярких воспоминаний, как в Кишинёве нас поселили в каком-то освобождённом доме. И отец мне устроил сюрприз: снизу доверху набил шифоньер яблоками. Я открыла дверцу, а оттуда посыпались огромные, красивые… Таких вкусных яблок я никогда в жизни не ела! Ещё, помню, папа привёз с фронта подарки – от румынского короля. Он в числе высокопоставленных офицеров советских войск присутствовал в Бухаресте при отречении короля Михая I от престола. И король подарил ему персидский ковёр, настенные часы, которые всегда висели потом в моей детской комнате и отбивали каждые полчаса, и маленький приёмник «ТКД». Так что я с ранних лет уже слушала «Голос Америки».
В послевоенной Молдавии был голод. Мы с соседскими мальчишками ели мамалыгу, которую заливали красным вином. Представляете, питьевой воды в городе вообще не было – только солёная вода в колодцах. У нас дома на столе всегда стоял графин с молодым белым вином, и даже мы, дети, его пили вместо воды, а потом спали целый день «пьяные». Там всего четыре градуса, а всё равно… И в рукомойник наливали вино – мы им умывались по утрам.
– Известно, что детей Льва Толстого «воспитывал» луч света из щели под дверями его кабинета – они видели, как отец по ночам работал, не жалея себя. Кто занимался вашим воспитанием?
– Мама, книги… Мамочка моя была человеком одарённым. Самоучка – у неё было всего пять классов образования, но она прекрасно пела, была очень начитанная. Она много приложила сил, чтобы я праздному шатанию по двору предпочитала книжку. Я читала даже ночью – под одеялом, с фонариком. Мама мне привила любовь и вкус к классике, которую я люблю до сих пор, к опере. Никогда не забуду, как однажды она привезла меня из Симферополя в Одессу и повела в Одесский оперный театр – на оперу «Евгений Онегин». Впечатление от театра было огромаднейшее – мне казалось, что внутри он весь из бордового бархата и чистого золота. Что интересно, когда много-много лет спустя я приехала на кинофестиваль «Золотой Дюк» и пошла в этот оперный театр с экскурсией, была искренне поражена: «Почему перила лестницы и канделябры не золотые?» Мне сказали: «Они всегда такими были». – «Не может быть!» Потому что в моей детской памяти запечатлелось: золото, божественная музыка и чудное пение.
– Отец хотел, чтобы вы стали учительницей, мама видела вас врачом…
– (Смеётся.) А я после школы поступила в Крымский сельскохозяйственный институт на факультет виноделия и виноградарства. Всем назло – в знак протеста! Но проучилась всего полгода. Здание института было в аварийном состоянии, там потолок и стены были из ракушечника. Однажды два куска ракушечника упали мне на голову. С сотрясением мозга я попала в больницу, в институте мне дали полугодовой академический отпуск. В это время я окончательно поняла, что мне надо идти в артистки.
– Вот так вдруг?
– Не вдруг – я хотела этого всегда! С детства занималась в драматических кружках, пела, училась в музыкальной школе по классу аккордеона. Помню, смотрела фильмы с любимыми артистами, переживала за героинь и думала: «А я смогла бы тоже так сыграть… А может быть, и лучше!» Пока в академическом отпуске была, мы с мамой поехали в Москву, ходили в театры.
Я узнала, что есть такое училище – имени Щукина. И загорелась! Самое смешное, что потом, когда я уже поступила в Щукинское училище и приехала в Симферополь на каникулы, мне передали такой диалог моих симферопольских знакомых: «Не знаешь, куда пропала Элла Шашкова?» – «Знаю. Ей кирпич на голову упал, и она решила пойти в артистки!» (Смеётся.) Но всё было не так просто. Когда папа узнал, что я собралась в Москву, он порвал билет и спрятал мою обувь. Как раз в это время его перевели служить на Курильские острова – на остров Кунашир. Он выслал деньги и дал телеграмму с требованием немедленно выезжать туда. Папа был ярым противником моего поступления в театральный.
– Аргумент «классический» – «несерьёзная профессия»?
– Естественно – бл… жизнь! На что я ему сказала: «Я-то вижу, какая у вас в военном городке жизнь». Пётр Тодоровский в фильме «Анкор, ещё анкор!» показал очень точно жизнь военных гарнизонов. Один в один – то, что я там видела. Я послушалась и два с половиной года провела на далёкой заставе, почти в полной изоляции от цивилизации, ведь навигация на Курилах была всего три месяца в году. Освоила делопроизводство, стенографию и работала в штабе погранвойск, в отделе разведки.
– Ого! Так вы профессиональная «разведчица» с юных лет. Сразу представляется картина: секретные шифры, тайные операции…
– Между прочим, многие военные тайны не знал никто, кроме меня и моего начальника Аркадия Георгиевича Антонова, ведь через меня проходила вся секретная переписка. Я даже подписку давала «о неразглашении»! А однажды лично стенографировала допрос очень крупного японского шпиона – Тайни Акира, который при задержании застрелил своего радиста. О его поимке потом написала газета «Правда». Оказалось, что Акира 12 раз нарушал границу – собирал секретную информацию о численности наших войск, наличии техники и вооружения на Кунашире, считался неуловимым. А вот на 13-й попался!
Параллельно я организовала в местном клубе художественную самодеятельность: сама играла на аккордеоне, а огромный хор погранзаставы из 100 человек пел на два голоса. Мы даже поставили там спектакль «Судьба барабанщицы». Тем не менее я в этом замкнутом пространстве задыхалась: я же была там самая молодая, 18-летняя барышня, а у меня подруги – 50-летние, приехавшие с материка в поисках своего женского счастья. Уже перечитала все книги в библиотеке, мы пересмотрели все фильмы вверх тормашками и даже задом наперёд по 100 раз, чтобы хоть как-то скоротать вечер. Помню, смотрела фильм «Сорока-воровка» с Зинаидой Кириенко и ощущала себя такой же «крепостной актрисой», как её героиня, потому что отец меня всё время «прижимал».
– Папа разве не видел, что вам без актёрства не жизнь?
– Видел! Но… Нет, он никогда меня не бил, но он мне мог сказать такие хлёсткие слова, что я убегала в слезах. Потом спрашивал: «Кто тебя обидел?» – «Ты! Потому что не даёшь заниматься тем, чем я хочу». И в конце концов я не выдержала: заявила, что уезжаю поступать в театральное училище. Был семейный скандал, но меня уже было не удержать. Это был 1959 год.
В роли Феи в спектакле-сказке «Золушка» (постановка С. Джимбиновой), Театр им. Вахтангова. 1966
ОТКРЫВАЛА ЭРУ ЦВЕТНОГО ТВ
– В Москву, на сцену… Откуда дерзость и одержимость такая?
– Я вообще ничего не боялась с детства. Дружила с одними мальчишками – у нас во дворе не было девочек. Наравне играла во все мальчишечьи игры, поэтому росла абсолютно бесстрашная: я не боялась высоты, не боялась прыгать, нырять в воду… К тому же воспитывалась на подвигах героев-комсомольцев – Зои Космодемьянской, Гули Королёвой, чья храбрость и мужество были для многих предметом восхищения.
– Как получилось, что перед экзаменом в «Щуке» вы, что называется, «ошиблись дверью»?
– Да я не знала, что на первом этаже Щукинского училища – оперная студия. Пришла, декорации стоят, кто-то что-то поёт. Говорю самому представительному мужчине: «Прослушайте меня, пожалуйста». Оказалось, это знаменитый оперный певец Сергей Яковлевич Лемешев! Я-то его видела только в «Музыкальной истории» (и сразу стала его поклонницей-«лемешисткой»). А здесь он уже был в возрасте, и я его не узнала. «Хорошо, – сказал он, – идите на сцену. Послушаем». Спела «Вдоль по Питерской», он покачал головой: «Это наивно… Но из вас может получиться неплохая драматическая актриса. Может, вам надо этажом выше – там поступают в театральное». Оказалось, я просто ошиблась этажом. Поднялась на второй этаж и поступила.
– Расскажите историю, как вы со своей однокурсницей Людмилой Чурсиной «проели» аккордеон.
– Аккордеон действительно был уникальный. Папа заказывал его для меня из Германии, я не расставалась с ним никогда. Играла очень неплохо. Но, поступая в театральное, сделала ошибку – не сказала преподавателям, что владею инструментом. В результате он долго пролежал на складе и рассохся. Пришлось продать, а на вырученные 200 рублей мы с Людочкой купили еды.
– Так тяжело было?
– Конечно, трудно. Поначалу снимали скромную комнатку на двоих: чтобы её оплачивать, вставали в шесть утра и мыли полы в аудиториях. Голодно – мы ели только бублики, иногда печеньице, пили чай и кефир. В училище в буфете брали какой-нибудь винегрет… В это время нам помогали выживать и духовно, и материально наш худрук Леонид Моисеевич Шихматов и педагог Вера Константиновна Львова. Но всё равно жили мы весело – мечтами, надеждами!
– Мечтали сниматься в кино?
– О чём вы говорите?! Наш ректор Борис Евгеньевич Захава ежедневно встречал нас, студенток, у входа в училище и требовал немедленно смыть туш с ресниц, лак с ногтей. Мы должны были быть все умытые, целомудренные, совестливые. Так и было тогда. Было жёстко и в отношении кино – нам категорически запрещалось сниматься. Именно за «кино» были выгнаны из училища Никита Михалков, Таня Самойлова и многие другие будущие известные актёры. Я тихо-тихо снялась в короткометражном фильме «Когда казаки плачут» по мотивам «Донских рассказов» Михаила Шолохова – у Евгения Моргунова. Но там у меня ни слова не было, только пару раз мой портрет показали – казачку с зачёсанными назад русыми волосами… Нет, вообще я долго «не шла» в кино.
– Папа смирился, что дочь – актриса?
– Мамы рано не стало. А папа потом жил в Москве, женился. Он приходил на мои спектакли в Театр Вахтангова: «Золушка», где я играла Фею, «Конармия» по новеллам Бабеля (там я играла Настю), который поставили к 50-летию Победы, его приходил смотреть даже Георгий Жуков… И в конце концов папа сказал: «Я был не прав». Признал свою ошибку! Он гордился, что его дочка в таком театре работает.
– Помните своё первое ощущение славы?
– В 1967 году был кастинг – выбирали телеведущую, которая бы открывала запуск цветного вещания в СССР. В результате выбрали меня. Мне специально для этого мероприятия сшили платьице выше колен – тогда мини только-только входили в моду.
– Сексуальная революция «просочилась» через «железный занавес»?
– Самое смешное, что потом на телевидение приходили письма: «Эта актриса хочет всех советских мужчин «подкупить» своими голыми коленками!» (Смеётся.) И вот 1 октября (запуск был приурочен к 50-летию Октябрьской революции) мы с нашим великим диктором и телеведущим Игорем Кирилловым вели этот прямой эфир, причём в основном импровизировали – шпаргалок и бумажек с текстом у нас не было. Конечно, праздник был всенародный – такое событие! Французы привезли и установили свою суперновейшую аппаратуру. Ведь тогда было всего два цветных телевизора на всю страну: один с огромным плоским экраном стоял на Новом Арбате, второй – около Политехнического института. Так там в тот момент собралась вся Москва! В эфире выступали самые именитые люди, в том числе космонавты – их слава в те годы была просто «космическая». Алексей Архипович Леонов рассказывал о своём выходе в открытый космос… А потом на фуршете мы с ним разговорились. Вдруг Леонов спрашивает: «Вы где живёте?» – «На Арбате, рядом с Театром Вахтангова». – «Давайте я вас подвезу». Выходим – у него машина с открытым верхом, ЗИС-кабриолет, личный водитель. Подъезжаем к театру, и я думаю: «Господи, боже мой! Хоть бы кто-нибудь из коллег вышел посмотреть – меня везёт сам Алексей Леонов. Вот где вселенская слава, вот где почёт! Эх, проехали мимо, но так никто не вышел и пика моей славы не увидел.
Рубен Симонов, Элеонора Шашкова (в центре) и Инна Алабина в спектакле «Вечер шутов» (постановка Екатерины Симоновой). 2017
КРЁСТНЫЙ ОТЕЦ В КИНО – ГЕОРГИЙ ЖЖЁНОВ
– В 2018 году у вас красивая дата – 55 лет служения одному театру. Какое время было для вас самым золотым?
– Пожалуй, при Евгении Рубеновиче Симонове. В 1963 году он выпустил свой режиссёрский дипломный спектакль «Вишнёвый сад», где я играла Раневскую. Именно за эту роль при просмотре на худсовете я была принята в Театр Вахтангова. Понимаете, девушка, приехавшая из провинции, без знакомых, без блата… Но взяли – посчитали нужным. В тот период я очень много играла. Например, Мамаеву в спектакле Александры Ремизовой «На всякого мудреца довольно простоты», маркизу Доримену – в комедии «Мещанин во дворянстве» в постановке Владимира Шлезингера, Александру в «Идиоте» в постановке Александры Ремизовой… Это очень значительные роли. В «Живом трупе», когда Людмила Максакова заболела, сыграла Машу. Это был последний спектакль сезона, срочный ввод… До сих пор храню программку, на которой Рубен Николаевич написал: «Желаю вам такого же успеха во всей вашей творческой жизни в театре». И добавил устно: «Только надо похудеть».
– Разве вы…
– О! Я тогда была довольно пышненькая девушка. Так я за лето, как говорила замечательная Майя Плисецкая, «закрыла рот» и сбросила сразу 20 килограммов. Была молодая, и это было легко. На открытии нового сезона меня многие не узнавали. Кстати, сразу после этого и в кино пригласили: в 29 лет я сыграла Марию – жену советского разведчика Тульева в «Ошибке резидента».
– Которого блестяще сыграл Георгий Жжёнов… Почему вы именно его называете своим крёстным киноотцом?
– Он меня очень поддержал во время проб в эту картину. Я же была совсем неопытная как киноактриса, от волнения зажалась. В театральном училище нам ставили голоса, учили доносить текст до зрителей через весь зал, без всяких микрофончиков. И на пробах я также начала говорить свой текст по-театральному – громко, «внятно». Режиссёр Вениамин Давыдович Дорман, видимо, хотел уже отправить меня восвояси. Вдруг Жжёнов сказал: «Веня, дай мне её на 15 минут». Прямо на Киностудии Горького мы пошли в кафешку, сели за стол: «Ну расскажи про себя что-нибудь». Я стала рассказывать… Он говорит: «Ты слышишь себя?» – «Слышу». –«А чего ты орёшь? Я тоже театральный актёр… Над тобой висит микрофон, который даже шёпот слышит. Поняла? Пошли». Один дубль сняли. «Достаточно». Жжёнов говорит Дорману: «Если эту актрису не утвердят, я на площадку не выйду». Повернулся, ушёл… Вроде сказал полусерьёзно-полушутя, а меня утвердили.
А какая личность мощная, какой актёр! Когда шли съёмки, я думала, что Георгию Степановичу лет 45, а оказалось, 58. Помню, в 1995-м, когда он со своей женой Лидочкой и дочерью Юлечкой был у нас с мужем в гостях на Сухаревке, Георгий Степанович спросил: «Элка, придёшь на мой юбилей?» «Конечно, – говорю, – такая дата – 70-летие…» Он сказал: «Дура! Мне 80!» Я быстренько стала отсчитывать… Не поверила – он всегда был в такой форме потрясающей.
– И при том, что отбыл немалый срок на Колыме – якобы за шпионаж…
– А эти люди невероятно закалённые возвращаются оттуда. Этому много примеров – Татьяна Окуневская, Зоя Фёдорова, Иннокентий Смоктуновский… Да много! Они имеют очень большую силу воли и силу выживания, жажду жизни. Георгий Степанович мне часто рассказывал про свою отсидку тяжелейшую, работу на лесоповалах, на руде. Когда ему исполнилось 90, они с женой пригласили меня в Дом кино на юбилей, я пришла со своим внуком Давидом. Там показывали третью серию фильма «Георгий Жжёнов. Русский крест» – документальной трилогии о его жизни. Я смотрела и больше всего опасалась реакции моего шестилетнего внука, ведь с экрана звучали крепкие непечатные выражения писателя Виктора Астафьева, с которым встречался Жжёнов. А внук после показа сказал: «Бабушка, у тебя есть фотография этого человека?» – «Есть». – «Подари мне!» – «Зачем?» – «Я хочу его запомнить на всю жизнь!» Настолько его потрясла личность Жжёнова, его воля, мощь, терпение, бесстрашие.
– Почему в заключительной серии «Резидента» («Конец операции «Резидент») нет вашей героини? Согласитесь, нелогично…
– Почти 30 лет зрители задают мне этот вопрос. А причины не имеют никакого отношения к творчеству, они личные. Как раз в этот момент я встретила своего будущего второго супруга – режиссёра и сценариста Валентина Селиванова. Вспыхнула любовь…
А клан режиссёрский во главе с одним именитым режиссёром «восстал»: «Как так? На нас внимание не обратила, а с этим – любовь? Какое такое право имеет Селиванов (он тогда снимал картину «Дневник Карлоса Эспинолы») на эту женщину?» И, конечно, нам начали мстить – ставили палки в колёса ему и мне. В том числе не сняли меня в последней серии. Ведь действительно нелогично: резидент наконец возвращается на свою родину навсегда. А жены нет. Моя героиня и в сценарии была, я уже и костюмы мерила… Не пригласили, и всё.
– Как объяснили?
– Никак. А зачем? Я понимала всё. Поверьте, я все подводные камни и водовороты знаю и в кино, и в театре. Просто никогда никому ничего не говорю.
– Вашим партнёром в сериале «Тени исчезают в полдень» был Пётр Вельяминов. Похожая с Жжёновым судьба: ни за что девять лет лагерей, Абакан, лесосплав…
– Мне повезло, что в трёх знаковых фильмах моими партнёрами были такие три потрясающих наших актёра российских. В жилах Петра Вельяминова текла голубая дворянская кровь, и человек он был безумной доброты и силы. Несмотря на то что по фильму «Тени исчезают в полдень» моя героиня его предаёт и сбегает с «нашей с ним свадьбы», мы после этих съёмок очень с Петром Сергеевичем подружились: ездили друг к другу в гости, и, когда он жил уже в Ленинграде, я приезжала на его 75-летие – поздравляла его на сцене Акимовского театра. Он так симпатично ко мне относился. Вот говорят: нет дружбы между мужчиной и женщиной… Есть! Так же и с Вячеславом Васильевичем Тихоновым. Общались мы редко, в основном по телефону, да на каких-то концертах, банкетах, но очень тепло. Помню, встретились на 60-летии Владимира Зельдина в Театре Советской армии, и он представил меня своей супруге так: «Тамарочка! Познакомься: это моя «жена»!»
Элеонора Шашкова в роли Княгини и А.К. Граве в роли Князя в спектакле училища имени Бориса Щукина «Горе от ума». 2010
РАДИ ШТИРЛИЦА НЕ ПОЖАЛЕЛА РОСКОШНОЙ КОСЫ
– Если честно, вас не раздражает, когда частенько вас представляют не как заслуженную артистку России, а как «жену Штирлица»?
– Юрий Васильевич Яковлев говорил: «Сначала мне кричали: «Идиот идёт!», а теперь кричат: «Смотрите – Ипполит!»… Знаете, «жена Штирлица», конечно, штамп народа, но в большей степени ошибка, потому что моя героиня – всё-таки жена Максима Максимовича Исаева, полковника советской разведки. А так… «Жена Штирлица, жена Штирлица» – я как-то уже привыкла. Тем более что эту картину очень люблю.
Хорошо помню нашу первую встречу с Татьяной Михайловной Лиозновой. Перед этим я снималась в сериале «Тени исчезают в полдень», а там у меня шикарные волосы по плечи, которые заплетали в тугую косу. Татьяна Михайловна посмотрела на меня внимательно, как она умеет – как будто в душу заглянула: «Молода… Надо повзрослить, – и тут же добавила: – Пострижёмся?» Я не задумываясь выпалила: «Конечно!» Сделали короткую взрослую причёску. После фотопробы Лиознова сказала: «Завтра в девять утра съёмка». Спрашиваю: «А слова какие?» – «Слов нет».
– Много лет спустя Татьяна Лиознова признавалась: «В этой картине есть две гениальные роли, и обе сыграны без единого слова – это потруднее, чем сыграть Штирлица». Откуда вообще взялась эта сцена, ведь первоначально её в сценарии Юлиана Семёнова не было?
–Как потом выяснилось, этот реальный эпизод из своей жизни рассказал Вячеславу Васильевичу его друг – рассекреченный разведчик Конон Молодый. Тихонов рассказал этот случай Татьяне Лиозновой – она ухватилась за эту идею.
– Бессловесная пауза длиной 5 минут 30 секунд. Что было самое сложное?
– У Вячеслава Васильевича Тихонова был первый за полгода выходной. А у меня играть без партнёра не получалось. Как передать такую сложную гамму чувств, как то любовь, сострадание, и может быть, это их последняя встреча… когда твой взгляд упирается в камеру – железяку… И вдруг – о, Боже! Открывается дверь кафе – заходит Тихонов! Оказалось, не смог усидеть дома, когда снимается такая важная сцена. И этим он мне здорово помог, потому что сел около камеры, смотрел мне в глаза, а глаза у него необыкновенные. В такие не влюбиться невозможно… Между прочим, когда на следующий день снимали его часть этой же сцены, уже Вячеслав Васильевич сказал режиссёру: «Не буду сниматься один. Где артистка – с этими глазами?» За мной послали машину… Теперь уже я сидела рядом с камерой, а он на меня смотрел.
– До сих пор в Карловых Варах и Риге туристам показывают кафе, где якобы снималась ваша встреча…
– Неправда. Её снимали на Киностудии Горького. Помню, приехал Микаэл Таривердиев с готовой оркестровкой. Но когда посмотрел смонтированную сцену, увидел наши крупные планы, он понял, что та оркестровка не годится. Быстро сымпровизировал вариацию на свою основную мелодию, сел за рояль и сказал: «Записывайте!» Именно эта запись звучит в фильме.
– Молва, конечно, после этого вас с Тихоновым поженила, как водится…
– Молва-то поженила, но меня на улице не узнавали. Ведь моя героиня намного взрослее, и меня искусственно взрослили лет на 10–15. Поэтому стали узнавать лет в 45, когда мне это уже стало неинтересно. А раньше я очень переживала: фильм вышел – всех узнают, а меня нет. Даже плакала от обиды.
– Говорят, эта сцена вошла в Книгу рекордов как самая пронзительная и одна из самых глубоких в мировом кинематографе…
– Мне тоже приходилось нечто подобное слышать. Но не знаю, насколько это правда. Мне несколько человек сказали, что во ВГИКе этот эпизод преподавали будущим режиссёрам как «эталон молчания» на экране. Хотя именно за это я много лет назад не была принята в Союз кинематографистов.
– В каком смысле «за это»?
– За молчание. Есть правило: чтобы актёрская секция вас рекомендовала в члены Союза, надо предоставить фрагмент из фильма, который вам кажется самым лучшим. Я принесла этот. Как мне потом рассказывали, после просмотра одна именитая актриса встала и сказала: «Как мы можем протежировать эту артистку в члены Союза, когда она с экрана не говорит ни слова?!» Все подняли руки – проголосовали «против» единогласно. И только лет 30 назад меня приняли в Союз кинематографистов, чему посодействовали директор Дома кино Арнольд Кушлянский, Василий Лановой и Тамара Сёмина, за что я им безумно благодарна…
Понимаете, самое отвратительное мерзкое человеческое чувство – это зависть! Оно ломает людей, делает их предателями дружбы, способными на страшную месть и даже убийство. Недаром оно стоит после заповедей Иисуса Христа на первом месте как самое негативное. Я, слава богу, этим качеством не обладаю. Несмотря на свои слабости.
– Вы хотите сказать, что именно зависть сильно повредила вашей карьере?
– Думаю, как минимум повлияла. А там… Пути господни неисповедимы.
– Искусство, как и Восток, – дело тонкое?
– Искусство – это выживание сильнейших, а не талантливых. Это борьба за успех, за то, чтобы ты был на плаву. И в это время ты там подставил ножку, там своими локтями разгрёб. И в принципе люди, не очень одарённые, обладают такими способностями. Кто-то может пойти на это, а кто-то нет. А кто-то просто категорически не хочет.
– Как я понял, вы вообще от этого дистанцировались.
– Я вообще в Театре Вахтангова не участвовала ни в чём, как бы тяжело ни было. Разве что близким подругам что-то рассказывала, какие-то обиды, какие-то радости свои. Никогда никого не просила ни о чём. Отыгрывала свой спектакль или репетицию и уходила домой. Но актёр не может жить без работы, а профессия-то зависимая. Да, был период, когда я много играла, были потрясающие главные роли. Но за время руководства Михаила Александровича Ульянова (с 1987 года. – Ред.) я новой работы не получала, кроме небольших эпизодов.
– Тем не менее в смутные 1990-е вы театр не бросили. Как выживали?
– Когда настали трудные времена, Юрий Васильевич Яковлев, за что я ему безгранично благодарна, очень помог мне и моему мужу, который тоже сидел без работы. Он взял меня как партнёршу в спектакли «Память сердца» и «На всякого мудреца довольно простоты», предложил участвовать в его концертах, тем самым поддержав материально. А сейчас и вовсе время такое – мало ролей для возрастных актёров… Когда в театр пришёл Римас Владимирович Туминас, он спросил меня, что бы я хотела сыграть. Я ответила: «Ничего».
– Почему?
– Играть во втором составе не хочу, а отнимать у кого-то я по своей натуре, по своей совести не умею. Это ниже моего достоинства! Либо мне предлагают новое что-то, либо… я всем желаю удачи и успехов! Поэтому я очень благодарна Екатерине Симоновой за то, что она предложила мне симпатичную работу в своём спектакле «Вечер шутов». Для меня это большой подарок!
С внуком Георгием. 2014
«СЕНАЦАТЬ… ГНОЕНИЙ… ИСНЫ!..»
– Вы долгие годы в хорошем смысле «под колпаком» у ГРУ и Службы внешней разведки. Приятно, что разведчики вас считают своей, поздравляют каждый юбилей, дарят пистолет именной?
– (Смеётся.) Нет, не пистолет. Подарили эксклюзивную чашку от Министерства внешней торговли и грамоту от СВР со словами, которые мне очень дороги: «Жёны разведчиков благодарят вас за то, что вам удалось передать боль от разлуки, переживание и ежедневное чувство тревоги за судьбу близкого человека, которую испытывает жена каждого разведчика». Пригласили отметить вместе Новый год… Конечно, очень приятно!
– Не могу не спросить. Оглядываясь назад, вся эта ваша разведчицкая карьера-эпопея – случайное совпадение?
– Я не считаю, что это совпадение. Ничего не бывает случайно! Наверху уже всё-всё распределено. И не зря послали меня на Курилы… Я бы не снялась в «Семнадцати мгновениях», если бы эти два с половиной года прожила в Москве. Так что всё закономерно. И это всё время подтверждается моими примерами из жизни, судьбоносными встречами, о которых я вам рассказывала.
Например, разве это не чудо? У меня была всего одна встреча с Ефимом Захаровичем Копеляном, одна встреча, но какая! Несмотря на несколько совместных фильмов, мы с ним прежде никогда не пересекались, но оказались рядом на премьере «Ошибки резидента» в Доме кино. Он мне говорит: «Эллочка! Я не люблю смотреть себя на экране. А ты?» – «А я ещё не видела себя на экране». Он говорит: «Ничего – потом посмотрим. Пошли височка попьём». И пока шли эти две серии, мы сидели с ним в буфете и разговаривали. Он мне много интересного рассказывал. Причём он был явный однолюб, безумно любил свою жену и рассказывал про неё всё. Потом он пригласил меня в БДТ на свой спектакль «Луна для пасынков судьбы» Юджина О’Нила, в котором я когда-то мечтала сыграть. Я пришла. Копелян играл главного героя. А знаете, что меня больше всего поразило? То, что, на первый взгляд, он ничего не играет, а ползала с ума сходит. Потом я оказалась в его гримёрной: такой по-домашнему уютной: там стоял стол, накрытый скатертью с кистями, жёлтый абажур над столом. Справа – столик Кирилла Лаврова. Тапочки внизу… Я тогда пробовалась в «Тени исчезают в полдень». Поделилась переживаниями: «Уже пять дней со студии не звонят. Наверное, не подошла». На что Ефим Захарович уверенно воскликнул: «Ну что ты, тебя обязательно утвердят!» И его пророчество сбылось.
– Может, припомните самый необычный случай, когда зрители выражали любовь к вам?
– Самый смешной был такой. Однажды забежала в магазин за шампанским. Стою в шубке с надетым капюшоном в очереди, а передо мной мужчина, которому было очень плохо, просил продавщицу: «Катя… пжалста… три рубля на чекушку». Она в ответ: «Много тут вас таких ходит…» Он повернулся ко мне: «Мамаша… три рубля… пжалста!» Протягиваю 10 рублей: «Похмеляйся!» Было жарко, снимаю капюшон. Вдруг он посмотрел на меня обалдевшими глазами и молвил: «О! Сенацать… гноений… исны!.. Шухова!» Я жутко смеялась.
– Элеонора Петровна, если бы пришлось выбирать везение в любви или в творчестве, что бы выбрали?
– Однозначно – любовь. Пускай она будет – не то, что понимается под любовью мужчины и женщины. А просто всеобъемлющая, человеческая к своим близким – к дочери, внукам, моему зятю, родным и друзьям.
– Про какой период своей жизни вы могли бы сказать: он самый счастливый?
– Самый счастливый день для меня – это который сегодня. Я вообще стараюсь помнить только хорошее. Я каждое утро радуюсь тому, что проснулась – жива, слава тебе Господи! И потом раздаются звонки – сейчас идут круглые даты моих фильмов, поэтому приглашают в разные передачи. Недавно сделала сольную концертную программу под названием «17 мгновений», с которой выступаю на сцене Арт-кафе Вахтанговского театра. Пою песни, романсы, читаю стихи, рассказываю о самых знаменательных встречах в своей жизни, радуюсь жизни! Иногда снимаюсь в сериалах. Хожу в баню, обожаю принимать у себя дома друзей. Чувствую себя прекрасно, не ощущаю совершенно своих лет. И живу надеждой, что в моей театральной жизни ещё что-то важное произойдёт, что, как ни странно, а лучшее ещё, может быть, и впереди.
– Какие роли ждёте?
– Мне очень хочется сыграть такую роль, в которой я могу высказать всё, что я накопила в этой жизни. Весь свой багаж, всю свою любовь к зрителю.
Элеонора Шашкова на церемонии закрытия VI Сахалинского международного кинофестиваля «Край света» в Южно-Сахалинске. 2016
Фотографии из личного архива Элеоноры Шашковой и предоставлены пресс-службой Театра им. Вахтангова
