Из дневников бойца 1-го Крестьянского коммунистического стрелкового полка Филиппа Голикова (впоследствии Маршал Советского Союза):
«3 октября. Нижняя Салда. Несколько суток стоим в Нижней Салде. Белые ведут себя тихо. Мы воспользовались этим, отдохнули, выспались, помылись в бане. Нижняя Салда – большой заводской поселок. На главной улице есть даже деревянный тротуар.
Полк пополняется. Прибыли две роты китайских добровольцев – человек около 200. Все они рабочие уральских заводов, копей и лесорубы.
Еще в Режевском заводе я слыхал, что в Красной Армии есть и китайцы. В Волынском полку была китайская рота. Во время мятежа она сильно пострадала от наших внутренних врагов.
7 октября. Станция Салка. 5 октября весь полк собрался в окрестностях Салки.
Положение наше ухудшилось. Беляки не то позавчера, не то еще 4 октября взяли Нижний Тагил и станцию Сан-Донато. Мы отрезаны от бригады и дивизии. Из наступления, предпринятого полком, ничего не получилось. Соединиться со своими, которые воевали в Тагиле, не удалось. Теперь занимаем оборону у станции Салка. Рядом село Покровское. Белые обстреливают нашу роту из пулеметов, но близко не подходят. Мы в ответ стреляем по ним.
Видел раненых китайцев. Очень мужественно переносят боль. И сражаются до последней возможности. Когда кончаются патроны, с криком «контрами!» бросаются в штыки. Что такое «контрами», никто толком не ведает, но предполагаем что-нибудь вроде «бей контру!».
Под Шадринском сражались плечом к плечу с мадьярами, а теперь рядом с нами китайские товарищи. Как это прекрасно! Значит, и за пределами России люди понимают, что Октябрь несет свободу всему миру. […]
Сегодня китайские товарищи вместе с нами проливают кровь под Нижним Тагилом. Но придет час, когда и мы поможем трудовому Китаю освободиться от своих и пришлых угнетателей…
17 октября. Кушва. […] В Кушве я опять увидел китайцев. Теперь они сведены в особый батальон. Командует батальоном Жен Фу-чен. Однажды при мне китайские товарищи фотографировались на улице вместе с Филиппом Егоровичем Акуловым, Ослоповским, Юдиным и помощником командира полка С. Т. Акуловым.
Среди наших бойцов много разговоров о китайских товарищах. Известно, что они любят оружие и никогда с ним не расстаются. Особенно ценят «машинки». Так они называют пулеметы. Штыков на винтовках у них сохранилось больше, чем у нас. Следят за обмундированием, ходят с красными бантами,
У китайцев, как я успел заметить, дисциплина крепкая. Безоговорочно выполняют любое требование не только батальонного или ротного командира, но и взводного, и отделенного. Сами красноармейцы строго следят, за, порядком. К нам относятся, как братья. При встречах смеются, хлопают по плечу, жмут руку.
Жаль будет, если придется расстаться с ними. А такие разговоры ведутся. Говорят, что создается китайский полк.
29 октября. Кушва. О наших славных победах знают в Москве! Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет наградил наш полк почетным Красным Знаменем, а командование дало ему название – «Красные орлы».
Позавчера состоялось торжественное вручение Знамени. Те части полка, которые находятся на позициях, прислали в Кушву своих делегатов. Было много представителей от других полков дивизии. Из столицы прибыл уполномоченный ВЦИК, из Перми – командующий армией, член Реввоенсовета и политкомиссар армии. […]
Когда я узнал, что вместе с Овсянниковым и Сашей буду принимать Знамя, то от радости не находил себе места. Вот бы увидел отец!
Я решил, что раз нахожусь при Знамени, должен как можно лучше вооружиться. Прихватил ручные гранаты. Русскую «бутылку» заткнул за пояс, а английскую гранату «мильса» прицепил на ремень.
Воодушевление наше не знает границ. Мы готовы к новым боям во имя всемирной власти Советов.
Голиков Ф.И. Красные орлы (Из дневников 1918–1920 гг.). М., Воениздат, 1959.
«ВСЕ УМРЕМ ЗА ТО, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ НЕМЕЦКИМ РАБОЧИМ»
Из переписки Владимира Ленина с товарищами по партии:
1 октября. «тт. Свердлову и Троцкому. Дела так «ускорились» в Германии, что нельзя отставать и нам. А сегодня мы уже отстали. […]
Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством Вильгельма II + Эберт и прочие мерзавцы.
Но немецким рабочим массам, немецким трудящимся миллионам, когда они начали своим духом возмущения (пока еще только духом), мы братский союз, хлеб, помощь военную начинаем готовить.
Все умрем за то, чтобы помочь немецким рабочим в деле движения вперед начавшейся в Германии революции.
Вывод: 1) вдесятеро больше усилий на добычу хлеба (запасы все очистить и для нас, и для немецких рабочих).
2) вдесятеро больше записи в войско. Армия в 3 миллиона должна быть у нас к весне для помощи международной рабочей революции».
10 октября. «Товарищам Чичерину и Карахану.
Насчет ноты Вильсону, мне кажется, что надо бы послать.
Составить архиобстоятельно, вежливо, но ядовито.
Мы-де во всяком случае – даже правительствам капиталистов и миллиардеров – долгом считаем предложить мир, чтобы попытаться остановить кровопролитие и чтобы раскрыть глаза народам.
Падение Казани, Симбирска, Сызрани и Самары явно разоблачило такие-то слухи…
Не хотят ли капиталисты части лесов на Севере, часть Сибири? % с 17 миллиардов? Если да, то ведь этого они не скроют. Мы вам предлагаем: скажите прямо, how much? Насчет Брестского мира – Германия согласится увести войска. В чем же дело? Не хотите ли вы свои войска поставить вместо немецких?
И так далее.
Такой проект ноты предлагаю тотчас составить, и его мы бы совместно обсудили».
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд., т. 50. М., 1970.
Из письма советскому полпреду в Швейцарии Я. А. Берзину:
Между 18 и 25 октября. «Т[оварищу] Берзину (Я.А. Берзин – советский полпред в Швейцарии с апреля по ноябрь 1918 г. – Прим. ред.)
[…] Не жалейте миллионов на нелегальные связи с Францией и агитацию среди французов и англичан. […] Ваш Ленин».
Переписка с наркомом юстиции РСФСР Д.И. Курским:
26 октября 1918 г. «Не пора ли поставить на очередь вопрос об уничтожении документов частной собств[енности]
Нотар[иальные] акты о землевлад[ении]фабрика недвиж[имости] и пр[очее] и т[а]к д[алее]
Подготовить тайно, без огласки. Захватить сначала…
Бумаги, по-моему, надо бы в бумажную массу превратить (технически это изучить заранее)».
Ответная записка Д. И. Курского:
«Мера нелишняя и может быть проведена быстро, так как нотар[иальные] архивы в наших руках».
Ленин: «Итак, Вы за это возьметесь без особого постановления С[овета] Н[ародных] К[омиссаров]? (и привлечете к совещанию об этом Ком[иссариат] в[нутренних] дел и др.) Но тайно».
Ленин В.И. Неизвестные документы, 1891–1922. Подгот. Ю.Н. Амиантовым и др. М., 1999.
Из дневника московского обывателя Никиты Окунева:
«8 окт[ября]. По советским «Известиям» совдеповские войска в 16-ти верстах от Самары […]. В Петрограде открыли памятник немецкому социалисту Фердинанду Лассалю, а в Москве – Радищеву. […]
9 окт[ября]. Самара оставлена чехословаками и занята советскими войсками. По этому поводу в совдепии ликование. […]
10 окт[ября]. В советской вчерашней газете напечатано, что Ставрополь на Волге взят красными войсками, что Волга теперь вся очищена от «врагов Еворлюции». […]
4 октября. …Хлеб в Москве все дорожает. А для лошадей и того хуже – нет сена даже. Сказывается недостаток соли. Вот оно до чего дошло! Папирос можно купить свободно не дешевле 20 к. шт. […]
15 октября. […] «Известия» сообщают, будто в Баку турками «вырезано» 20 000 армян и рабочих и что Баку «разгромлен» ими. […] Вчера в Петрограде взбунтовались 1 500 мобилизованных матросов. Ходили по улицам и оглашали резолюцию в духе «левоэсеровском». Закончилось дело тем, что их всех загнали в одну казарму и, конечно, сломят теперь всякое их «левоэсерство».
21 октября. […] Идет переименование пароходов. Лучший пароход «Самолета» «Добрыня Никитич» назван «Вацетисом», меркурьевский пароход «Эрзерум» – «Лениным», и т.д. […]
25 октября. Вчера Чичерин послал президенту США Вудро Вильсону ноту громаднейшего исторического значения. Там – прямое обвинение Вильсона в поддержке нашей контрреволюции, в укрывательстве чехословаков, «награбивших в Казани часть нашего золотого запаса», там ироническое сравнение, что «наше правительство выражает волю по меньшей мере 80% русского народа, чего нельзя, господин президент, сказать о вашем правительстве», там уверяют, что советская форма управления «будет вскоре общей формой» для всех государств. […] Там приглашение согласиться с Чичериным, что «нельзя оставить фабрик, рудников, банков в руках частных лиц», и предложение, чтобы «в основу союза народов положена была экспроприация капиталистов всех стран», причем Чичерин поясняет, в Америке «банки и промышленность находятся в руках такой незначительной группы капиталистов, что достаточно будет арестовать 20 главарей капиталистических клик», и т.д. […]
29 октября. …«Совдепия» решила довести свою красную армию до трехмиллионного состава и уже объявила мобилизацию возрастов, родившихся в период времени с 1883 г. до 1900 г.
Москвичам объявлено, что каждый обыватель может пользоваться для своего жилья площадью не больше 20 кв. аршин на человека, а для детей на каждого – 10 кв. аршин (1 кв. аршин – примерно 0,5 кв. метра. – Прим. ред.).
Советскими войсками взят Бугуруслан.
Троцкий летает по совдепии из конца в конец и, видимо, делает то же на фронтах, что делал в свое время Керенский, то есть состоит сейчас в должности «главноуговаривающего», и, надо сознаться, с лучшим успехом, чем его прототип. […]
Вот и курица дошла до бывшей цены государственной ренты, т.е. до 70–75 р., а война еще не закончилась… […] Конины пожрать не на что – и она 10 р. за ф., а я получаю 30 р. в день, и кормить нужно не одного себя, а троих. Питаемся больше картошкой да чаем без сахара. Вообще привыкаем к социальному раю».
Окунев Н. П. Дневник москвича, 1917–1924. Кн. 1. М., 1997.
«ТЫ, БРАТ, ЛИБЕРАЛ, И МАЛО ВЕШАЕШЬ»
Из воспоминаний атамана Григория Семёнова:
[октябрь 1918 г.] «Впервые мы встретились с союзниками в самом начале октября 1918 года, когда 7-я дивизия Императорской японской армии, под командой генерал-лейтенанта Фудзий, прибыла в Забайкалье. Конные части О. М. О. (Особый Маньчжурский отряд. – Прим. ред.), совместно с японскими кавалерийскими частями […] форсировали переправы через широко разлившийся Онон, через мост, который был взорван красными. Там снова было закреплено то братство по оружию, которое является залогом грядущего братского союза двух великих наций, и там мы, русские националисты, хорошо узнали японцев и научились ценить и уважать их. Представители японского командования всегда стремились поддерживать порядок в пределах занятой ими зоны и строго следили, чтобы никакие антинациональные группировки не смогли организоваться и проявить себя за их спиной.
В это же время американцы своим безобразным поведением всегда вносили беспорядок, вызывая глубокое недовольство населения. За исключением некоторых отдельных лиц […], большинство американцев во главе с генералом Грэвсом открыто поддерживали большевиков, включительно до посылки одиночных людей и группами с информацией и разного рода поручениями к красным. […] Они совершенно искренне изумлялись, почему русские так упорно сопротивляются власти «самой передовой и прогрессивной партии», предпочитая ужасы царской деспотии просвещенному правлению коммунистического интернационала. Я полагаю, что причиной этому был весьма низкий моральный уровень американских солдат, посланных в Сибирь […]. В большинстве своем солдаты американских частей, осуществлявших интервенцию, являлись дезертирами Великой войны, набранными в концентрационных лагерях на Филиппинах, и представляли собой почти исключительно выходцев из России, бежавших или от преследования закона, или от воинской повинности. Из России они не вынесли ничего, кроме ненависти к бывшему своему отечеству и государственному устройству его, поэтому понятно, что все их симпатии были на стороне красных. Нас же, русских националистов, они считали сторонниками старого русского режима и потому относились к нам с такой же ненавистью, с какой они относились и к национальной России.
[…] Для русских националистов вмешательство союзников и интервенция, предпринятая ими, имели бы смысл, если бы союзники подкрепили ими свои требования к агентам германского генерального штаба, засевшим в Кремле, о немедленной передаче власти национальным русским элементам. […]
В начале октября 1918 года конные части 7-й японской дивизии и О. М. О. заняли Читу […]. С занятием нами Читы я увидел, что за короткое время властвования там большевиков население было обобрано реквизициями и налогами, которые собирались не только деньгами, но и натурой. […]
В начале октября месяца, совершенно для меня неожиданно, пришел ко мне пешком с вокзала английский генерал Нокс. Он сообщил мне, что направляется в Омск, и в разговоре изложил свой взгляд на нашу борьбу с большевиками. К концу разговора Нокс задал мне вопрос о моих отношениях с адмиралом Колчаком. Я знал, что факт моего столкновения с адмиралом в бытность последнего командующим русскими войсками в полосе отчуждения КВЖД, а также и причины, вызвавшие это столкновение, были отлично известны генералу Ноксу, поэтому я не счел нужным скрывать перед ним что-либо в этом вопросе и совершенно откровенно изложил ему всю историю моих взаимоотношений с Харбином, не скрывая и собственных ошибок. Генерал Нокс внимательно выслушал меня и под конец спросил, как я смотрю на возможное назначение адмирала военным министром Омского правительства. Я ответил, что это будет встречено с полным удовлетворением как мною, так и подчиненными мне частями, ибо военно-административный опыт адмирала и его решительность и энергия в деле восстановления русского флота после Русско-японской войны находятся вне всякого сомнения. В должности военного министра адмирал будет на месте, но назначение его на роли верховного руководства политикой страны или ее армии было бы весьма неудачным, вследствие многих причин, из коих главнейшими, пожалуй, были личные качества адмирала: его прямолинейность, нетерпимость к другим мнениям, малая гибкость в вопросах внешней политики, в которых личные симпатии обычно переплетаются с интересами страны, а также его податливость посторонним влияниям».
Атаман Семёнов. О себе (Воспоминания, мысли и выводы). М., 1999.
Из записок начальника английского экспедиционного отряда полковника Джона Уорда:
[октябрь] «…наивысшее презрение они [японцы] питали к русскому народу. Этих несчастных людей они сбрасывали с железнодорожных платформ, пуская в ход приклады своих винтовок как против женщин, так и мужчин, обращаясь с ними точь-в-точь, как с племенем покоренных готтентотов. […] Позже оказалось, что это было общей политикой японской армии […]
Офицер казался удивленным, что я вступился за каких-то русских […] и осведомился, не испытал ли я какой-нибудь неприятности от часового. Я отвечал, что первый же японец, который дотронется в моем присутствии до английского офицера или солдата, будет убит на месте. Это, по-видимому, удивило японского офицера, который указал на то, что они оккупировали Сибирь и имеют право делать все, что им угодно.
[…] [Начальник железных дорог в Харбине] сказал, что множество вагонов находится на станции Манчжурия, задержанные полковником Семёновым и японцами, которые не пропускают ни одного вагона через эту станцию, а полковник Семёнов собирает большой доход, предоставляя вагоны тем, кто платит ему высокую мзду».
Уорд Дж. Союзная интервенция в Сибири 1918–1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда полковника Джона Уорда. М. – Петро-
град, 1923.
Из записок генерала Андрея Шкуро:
[октябрь] «Войска мои были изнурены громадными, преимущественно ночными переходами, не успевая отдохнуть от которых тотчас же пускались в бой. Патронов было так мало, что Финансовая комиссия скупала их у населения, уплачивая по 10 рублей за каждый. Я возил с собой небольшой запас патронов и, как драгоценность, из рук в руки, передавал командирам полков по цинковой коробке с 600 патронами в критические моменты боев.
Это имело и свои хорошие стороны: казаки приучились дорожить каждой пулей и открывали огонь лишь с дистанции постоянного прицела (400 шагов), стрельба их приобрела чрезвычайную меткость и выдержанность. Сравнивая результаты своего огня с беспорядочной и почти безвредной пальбой красных, казаки вырабатывали в себе уверенность в собственной силе и стойкости. […]
В это время у нас произошел неприятный инцидент. Встав утром и выйдя на крыльцо занимаемого мною дома, на станичной площади против собора я увидел большую толпу народа, окружавшую виселицы, на которых болтались 5 трупов; человек 12 в одном белье ожидали очереди быть повешенными. Мне доложили, что прибывшие из штаба генерала Покровского офицеры вешают арестованных подследственных. Я приказал немедленно прекратить это безобразие и поручил атаману отдела произвести расследование происшедшего. Выяснилось, что командир комендантской сотни штаба Покровского Николаев и есаул Раздеришин явились в местную тюрьму и, отобрав по списку часть арестованных, виновность которых отнюдь еще не была установлена судебной процедурой, именем генерала Покровского потребовали их выдачи и стали вешать на площади. Я выгнал вешателей из станицы и послал протестующее письмо Покровскому. Вместо ответа он сам приехал ко мне разъяснить «недоразумение».
– Ты, брат, либерал, как я слышал, – сказал он мне, – и мало вешаешь. Я прислал своих людей помочь тебе в этом деле.
Действительно, я не разрешал подчиненным какой-либо расправы без следствия и суда над взятыми большевиками. В состав судей привлекались местные жители из умудренных жизнью стариков, людей суровых, но справедливых и знавших чувство меры. Я просил генерала Покровского избавить меня на будущее время от услуг его палачей. […]
Приехавший вскоре генерал Покровский распорядился повесить всех пленных и даже перебежчиков. У меня произошло с ним по этому поводу столкновение, но он лишь отшучивался и смеялся в ответ на мои нарекания. Однажды, когда мы с ним завтракали, он внезапно открыл дверь во двор, где уже болтались на веревках несколько повешенных.
– Это для улучшения аппетита, – сказал он.
Покровский не скупился на остроты вроде: «природа любит человека», «вид повешенного оживляет ландшафт» и т.п. Эта его бесчеловечность, особенно применяемая бессудно, была мне отвратительна. Его любимец, мерзавец и прохвост есаул Раздеришин, старался в амплуа палача угодить кровожадным инстинктам своего начальника и развращал казаков, привыкших в конце концов не ставить ни в грош человеческую жизнь».
Шкуро А.Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. М., 2004.
Авторские орфография
и пунктуация сохранены.