Борис Борисов: По Конституции Центробанк неподконтролен никому в России. Что мешает изменить это, при каких условиях ЦБ можно будет подчинить государству директивно, в экстренном порядке?
Сергей Глазьев: У нас Центральный банк на самом деле федеральная организация. Хотя есть разные толкования, но все полномочия Центрального банка, также как процедура его контроля, интеграции в органы власти, отражены в законе, согласно которому ЦБ представляет парламенту основные направления денежно-кредитной политики. Замечу, что она называется единая денежно-кредитная политика, то есть делается совместно с правительством. Поэтому если мы говорим о макроэкономической политике, то говорим о совместном документе, который одобряется правительством вместе с Центральным банком, и они вдвоем его, собственно, и вносят, а последний работает как одно из экономических ведомств. Кроме того, Совет директоров Банка России, включая его председателя, назначается Государственной Думой по представлению президента. Так что не стоит говорить о его какой-то независимости.
Наконец, над Центральным банком есть Национальный финансовый совет. Я в нем работаю уже третий год. Это орган, который рассматривает вопросы, касающиеся штатного расписания, заработной платы, сметы расходов и прочие статьи и вопросы, которые государство как собственник должно контролировать.
В принципе, можно говорить о распределении полномочий, о том, насколько работа Центрального банка как финансового регулятора должна все-таки быть независимой от исполнительной власти. Потому что здесь много пересечений. Есть вопросы, по которым Центральный банк должен быть самостоятельным и независимым органом, в смысле — неподвластным какой-либо из ветвей государственной власти.
Есть арбитр — это глава государства, который в любой момент может заменить людей в руководстве ЦБ в соответствии с процедурой. Во всяком случае, Центральный банк, как один из органов государственного управления, работает в соответствии с Конституцией, в соответствии с законом. И еще раз подчеркну, вопрос степени его самостоятельности в решении тех или иных задач и функций часто решается ситуативно.
Финансовый регулятор отвечает за стабильность национальной валюты. Он не просто должен регулировать, он должен обеспечивать ее стабильность всеми имеющимися у него средствами. Но вопрос стабильности национальной валюты сегодня интерпретируется Центральным банком как низкая инфляция. То есть покупательная способность рубля на внутреннем рынке. Я, например, с этой трактовкой не могу согласиться, потому что она очень однобокая. Ни один здравомыслящий человек под фразой «стабильность национальной валюты» не будет понимать только низкий рост потребительских цен.
Мы эту стабильность ежедневно отслеживаем по курсу рубля по отношению к другим валютам. И то, что Центральный банк так интерпретирует свою конституционную функцию, я думаю, это ситуативное искажение его обязанности, подсказанное, не будем скрывать, Международным валютным фондом как элемент странной политики псевдотаргетирования инфляции, которую мы здесь много раз обсуждали.
Я думаю, что жизнь внесет свои коррективы, и мы все-таки перейдем к более сложной, более системной и многокритериальной денежной политике.
ЦБ как регулятор, который отвечает не только за денежно-кредитную политику, но и за финансовый рынок, за выдачу лицензий и их, так сказать, отъем, обладает все-таки некоторыми квазисудебными функциями. Он принимает решения отозвать лицензию у какой-то организации или не отозвать, предоставить возможность работать или нет. И так же как суды у нас независимы от исполнительной власти, так и структуры, которые регулируют рынок, не должны подчиняться исполнительной власти.
Филипп Заверский: Считаете ли Вы действия Центрального банка, согласно статье 275 УК: «Оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству», а именно, покупку американских облигаций — государственной изменой?
Сергей Глазьев: Нет, так считать нельзя, это уже сильный перебор. Центральный банк должен хранить валютные резервы страны в ликвидной форме, иначе они не могут быть использованы для поддержания того же курса рубля. Это означает, что он может хранить валютные резервы либо в мировых валютах, либо в золоте и каких-то суррогатах. Есть еще специальное правозаимствование МВФ, но это уже некоторая функционально ограниченная возможность держать валютные резервы.
Точно так же мы свои российские облигации предлагаем для приобретения на мировом рынке. И точно так же американские инвесторы могут покупать их. Никому в голову не придет в США обвинять кого-то, кто купил российские облигации, в том, что это измена интересам США.
Хотя, замечу, последние санкции, о которых объявил Вашингтон, включают в себя запрет на покупку облигаций федерального займа. То есть американский законодатель прямо запрещает американским инвесторам кредитовать российское государство. И теперь уже сейчас, когда эта норма будет выполнена, те американцы, что будут покупать российские бумаги, государственные облигации, станут подвергаться санкциям. Но это не потому, что они будут считать это изменой интересам США, а просто потому, что они нарушают санкционный режим. Вот если бы наше государство в ответ на американские санкции приняло бы зеркально закон о том, что российские инвесторы не имеют права, включая, естественно, государство, покупать американские казначейские обязательства, тогда Минфин и Центральный банк не стали бы этого делать.
Пока же нет такого ограничения, они вправе выбирать ту форму валютных резервов, которую они считают наиболее удобной. Я же полагаю, что хранение денег валютного резерва в американских облигациях дело сомнительное, по многим причинам. Во-первых, потому что они низкодоходные. Во-вторых, потому что все-таки есть риск замораживания. В-третьих, это действительно в какой-то степени аморально, потому что, вкладывая деньги в американские облигации, мы кредитуем за счет наших ресурсов американские государственные расходы, дефицит.
Американский дефицит примерно соответствует американскому военному бюджету. Который, замечу, десятикратно выше нашего. И мы наблюдаем со стороны США агрессию, страна ведет себя крайне агрессивно. Это и оккупация Украины, фактически произведенная через государственный переворот, и насаждение там неофашистской власти, что может привести к расширению этой агрессии дальше за пределы Украины, это и Ирак, и Ливия. Мы всё это видели. Америка — страна-агрессор.
Если мы хотим агрессию остановить, то должны признать США страной-агрессором. Тем более, что американцы ведут гибридную войну против нас. Это не только санкции, это подготовка боевиков, нацеленных на Россию, это недружественные действия в Сирии и в других местах, где мы обеспечиваем миротворческие функции. Ну и вообще подрывная деятельность против России.
И мы проигрываем эту войну, которая, слава Богу, ведется пока в валютно-финансовой, дипломатической и информационной сферах.
Но, скажем, если говорить о кибернетической войне, то она идет по полной программе.
Американцы очень серьезно угрожают нашей независимости, нашей безопасности. У них множество рычагов дестабилизации, как политической, так и валютно-финансовой, что мы наблюдаем практически ежедневно. Поэтому я убежден в том, что нужно оградить страну от американской агрессии, признав США страной-агрессором и, исходя из этого, прекратить кредитовать Штаты, покупая облигации американского казначейства, прекратить кредитовать их военные расходы и, вообще, отказаться от использования доллара в наших расчетах, как внешних, так и внутри страны.
Мы же суверенное государство и никому не давали международных обязательств торговать в долларах, и тем более использовать доллар внутри страны. Я убежден, что эти санкции будут иметь долгосрочный характер со стороны США, будут усугубляться.
Уже сейчас наши люди, которые по призыву президента решили вернуть свои деньги из офшоров в долларах в рубли в Россию, сталкиваются с непреодолимыми препятствиями. Их спрашивают: откуда у вас деньги, а заплатили ли вы налоги, принесите справку о том, что вы не сумасшедший и так далее. И я лично знаю немало примеров, когда попытки наших граждан снять деньги с зарубежных счетов в американской валюте и перевести их в Россию оказываются не просто затруднительными, а невозможными. Вплоть до того, что они рискуют деньги просто потерять.
То же самое может произойти и с государственными деньгами. Американцы уже арестовывали и замораживали активы Ирана, например, наших государственных организаций, против которых были введены санкции.
Аркадий Гусев: Новый пакет санкций США вводит запрет на покупку ОФЗ и сокращает сроки кредитования российских банков, которые находятся под санкциями, до 14 дней. Скажите, с чем тогда будут работать в России иностранные спекулянты, и какие рычаги воздействия на российскую экономику у них остаются?
Сергей Глазьев: Как раз спекулянтов эта норма абсолютно не волнует, потому что у них горизонт принятия решения — один-три дня. Поэтому двух недель им вполне хватает для того, чтобы взять деньги в американском банке под 2% годовых, предположим, вложить в российские бумаги с 10%-ной доходностью, прокрутить их, потом, допустим, в шесть часов вечера деньги вернуть, а в десять часов утра снова взять. Спекулятивный оборот идет на часы. И замечу, что американский законодатель специально оставляет это окно воздействия на российский финансовый рынок. Потому что валютно-финансовый рынок — это наше самое уязвимое место.
Поскольку Центральный банк отказался от ответственности за стабильный курс рубля, объявил о том, что ушел с рынка, рублем теперь манипулируют спекулянты. А спекулянты на нашем рынке — это, в основном, нерезиденты, 70% сделок осуществляется в пользу нерезидентов. А среди этих нерезидентов подавляющее большинство — американские хедж-фонды и прочие спекулятивные финансовые структуры. Оставляя эту лазейку, американский законодатель разрешает проводить диверсии против нашего финансового рынка, совершать спекулятивные атаки против рубля, раскачивать наш валютно-финансовый рынок. Они поступают очень избирательно со своими санкциями, вводят их в тех сферах, где мы уязвимы. Они запрещают долгосрочные кредиты, среднесрочные кредиты, которые важны для прямых инвестиций с поставками оборудования и техники современной. Они вводят эмбарго на прямые инвестиции в целом, на поставки высокотехнологической продукции. Особенно в энергетической сфере, где у нас формируются основные бюджетные доходы.
Оставляют, во-первых, совершенно свободным движение спекулятивного капитала – бери, сколько хочешь. Как я уже объяснил, раскачка валютно-финансового рынка сегодня силами американских спекулянтов — это банальность. Фактически курс рубля формируется уже не на Московской бирже, а на Чикагской. И колебания курса определяет не наш Центральный банк, а именно американские спекулянты.