В интервью DW знаменитая российская актриса поделилась своим мнением о свободе, сильной власти и насаждении агрессии в России, а также рассказала об угрозах, которые получала.
Лия Ахеджакова
В беседе с DW народная артистка России Лия Ахеджакова поделилась своим мнением о том, что происходит с россиянами под воздействием пропаганды, и рассказала, что планирует делать, если вновь получит письма с угрозами.
DW: Как вам кажется, нужна ли российскому человеку свобода? Ведь если посмотреть на историю — сначала татаро-монгольское иго, затем закрепощение крестьян, СССР, — то получается, что, возможно, нам просто нравится жить под сильной рукой.
Лия Ахеджакова: Если так говорить, то можно начать со времен птеродактилей и динозавров! Можно удариться в такую глубину, когда человека на кострах сжигали. Но человек — существо, которое развивается. На опыте страшнейшей мировой истории люди научились сосуществовать.
— Но все же: «Левада-Центр» зафиксировал рост популярности личности Сталина. Рейтинг Путина достиг рекордной оценки — более 80 процентов. Не кажется ли вам, что нам нравится сильная власть?
— Знаешь, есть очень сложные темы, в которых можно запутаться. И если ты не историк, не философ, не человек, глубоко знающий ситуацию… Я не берусь. Огромное количество населения не хочет думать: оно обходится только пропагандой, а пропаганда очень ядовита. Как любой яд, она ищет, куда свои щупальца запустить, и она это делает очень продуманно, научно, уверенно, с запасом огромных знаний в этой области. И люди, которые не берегут себя, попадаются, как мушки в паутину к пауку.
—Таких людей очень много…
— Я вот про себя думаю, кто были эти мутанты, которые могли пытать человека такого же, как ты. Мучить, делать ему больно, унижать, оскорблять. И это становится его профессией. Кто эти люди? И когда не стало сталинских и фашистских лагерей, куда они ушли? Где они? И почему они снова появляются?
— Можно ли в таком случае научить свободе? Если вспомнить «Дон Кихота» Сервантеса, то сколько бы он ни пытался цивилизовать большинство, у него не получалось. И судьба героя была трагической.
Лия Ахеджакова
— Воздух заражен! Среда, в которой мы живем, заражена пропагандой. Атмосфера такова, что люди, как животные, заражены инстинктом ненависти друг к другу, инстинктом загнать всех в один строй, чтобы все шагали в ногу, не смели иначе ходить, не смели иначе думать, не смели иначе дышать! Это очень напоминает 30-е годы Европы. Это очень опасно.
— А вы считаете себя свободным человеком?
— Мне вообще тяжело себя комментировать. Среда обитания очень важна. И мне с ней очень повезло. Или интуиция, или чутье, или Господь Бог так распорядился, но моя среда всегда была потрясающей.
— А как вам кажется, у нас свобода не ассоциируется со вседозволенностью?
— Да-да.
— Например, история с Charlie Hebdo: карикатуры часто воспринимаются как вседозволенность.
— Я против этого! Есть какие-то глубинные вещи, уходящие корнями в генетику. Высмеивать, посмеиваться, иронизировать на этой территории я не рекомендую. Можно поднять такое! А оно уже есть. И когда людям на камеру отрезают голову — это очень страшный сигнал. Всему человечеству.
— Заур Дадаев ранее заявил, что один из мотивов убийства Бориса Немцова — его поддержка Charlie Hebdo.
— Вы знаете, я комментировать это не буду, потому что мне кажется, что следствие обязательно докопается до реальных убийц, но я почти уверена, что стрелки будут переводить. Мы так привыкли, что нам врут. Понимаете, один раз кричат, что пожар, другой раз кричат, что пожар, и третий, а пожара нет. А вот когда будет пожар, то никто не встанет. Нас приучили, что нас обманывают.
— А как вы относитесь к российскому народу?
— Не знаю! Есть толпа, а есть думающие, серьезные люди. Страдающие, иногда способные на такой человеческий подвиг ради любви к Отечеству! Я их вижу на митингах, это такие потрясающие люди! Мирные! Они мирные! Они приходят с детьми, с собаками, с колясками. Они доброжелательные. Атмосфера доверия, согласия и общей беды, но нет агрессии.
— Вас обвиняли в русофобстве… Я, если честно, не очень понимаю, за что?
— И я не понимаю. Наши фамилии были написаны в туалете на Киевском вокзале на полу: Немцов, Макаревич, Шендерович… Хорошая компания.
— Но это же люди обычные пишут — не власть.
— Но кто-то ими руководит! Кто-то дает им эту эстетику, направляет их. Им говорят: «Ату, ату его! Взять! Взять! Взять!» Как овчаркам. Они могут преследовать, они могут пугать, они могут человека довести до безумия от страха. Запугивают Пархоменко! Так же и с Ксюшей Собчак. И я тоже получала такие письма… И, поверьте, после них живется очень нервно!
— Конец 20-го века после развала СССР стал временем, когда культура в России упала, пишут историки, занимающиеся культурной политикой России. Почему, как вы считаете?
— Культура неубиенна, но есть атмосфера истерии и ненависти. Агрессия! Страшная агрессия, которую насаждают. В рамках государственной политики! Кто-то этим занимается. Натравливанием одних на других… И одно то, что появились внутренние враги, как при Сталине… И, более того, внутри ведется постоянный поиск и назначение врагов. Вся, вся среда обитания отравлена! Вот где собака зарыта. Страх! В обществе живет страх. Отмашку дали страху. Возле Кремля убили Борю Немцова. А потом, когда подходят к Ксюше Собчак и говорят: «Ты следующая», когда звонят Пархоменко с угрозами, когда я получаю письма такого содержания. До убийства Бори я как-то хотела пойти в полицию, а потом забыла… Мало ли сумасшедших.
— А сейчас пойдете, если получите снова?
— Если сейчас получу, то дам ход. Запугивание и страх — первый признак того, что мы скатились в такие годы, которые лучше не вспоминать.
— Вы же могли уехать, наверное, почему остались?
— Ну что вы… Нет. Нет. Я тут живу.