«Право «управлять экономикой», «руководить руководителями», «влиять на прессу»…
Осталась идея Союзного единения. И он — её символ и проповедник. Иначе ему просто нечего делать…». Что было в Кремле 6 декабря в 1983 и 1991 годах.
Из дневников Анатолия Черняева – заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.).
Опыт дореволюционных большевиков
6 декабря 1983 г. Сегодня доделывал доклад Б.Н. (Пономарёва) для совещания Секретарей ЦК соцстран, который ещё больше потерял смысл, как и само совещание – после вчерашней пресс-конференции Огаркова-Корниенко-Замятина, на которой тоже, впрочем, не было сказано ничего нового.
После обеда я принимал делегацию Ирландской рабочей партии во главе с генсекретарём Шоном Гарландом. Несколько лет мы добивались от О’Риордана согласия на контакты с нею. Так и не получили его. Но я уговорил Б.Н.’а и состоялось решение ЦК. Взял на себя заявить им, что с этого момента межпартийная связь между РПИ и КПСС можно считать установленными. Серьёзная партия с глубокими корнями в национальной почве и с искренним стремлением перенять опыт дореволюционных большевиков. Конечно, за ней будущее. И О’Риордан оказывается за бортом совсем.
Но для нас ещё один сигнал: МКД расшивается не только «еврокоммунизмом» и китайцами, но и появлением вот таких партий, которые свободны от груза ошибок и не осуществившихся надежд комдвижения, которые ничем формально ему не обязаны, но которые принимают на себя бремя революционного процесса. И хорошо, что у нас хватает здравого смысла, не копаясь в природе и характере этого явления, брать их всерьёз и признавать их.
«Если не пойдут на Союз, я ухожу, мне места не остается»
6 декабря 1991 года. Пятница. День пропустишь — исчезают из запоминания важные вещи. Например, после обращения к парламентариям он заставил меня писать обращение «К гражданам Украины». Целый вечер сидели у него + Яковлев и Ревенко, который, объявив себя «ярым украинским националистом», возражал против самого такого акта: «будет иметь обратное значение», «перебор», «Вы уже не раз всё сказали»… И т.д.
Его поддерживал Яковлев. Я отстаивал «желательность». И исходил не из возможного результата: он очевиден. А из потребностей Горбачёва. Он сделал ставку… У него отняли всё: «управлять экономикой», «руководить руководителями», «влиять на прессу»… Осталась идея Союзного единения. И он — её символ и проповедник. Иначе ему просто нечего делать… И это видно по его «распорядку дня». Он ищет всяких встреч — со своими и иностранцами. Чуть ли не каждый день даёт интервью, выходит к журналистам после заседаний и т.д. Часами просиживает с собеседниками, от которых можно что-то ждать с точки зрения воздействия на что-то: то с Егором Яковлевым, то с А.Н. Яковлевым, то с Грачёвым и Черняевым, то с Шеварднадзе… И т.д.
Сочинив «Обращение к Украине», превратившееся в Заявление, от которого он на утро тоже отказался (и я — переменив свою точку зрения — убедил его, что — не надо), сели в том же составе готовиться к его встрече с Ельциным (накануне завтрашней встречи тройки славянских президентов в Минске)… Проигрывания вариантов не получилось… Он вяло слушал, а потом понуждал «прослушивать» его монологи. И ничего нового — аргументы, аргументы в пользу Союза. Их десятки и все разумные и неопровержимые, но всем им противостоит нутряное — а мы вот хотим сами и уверены, что получится!..
Рефрен: если не пойдут на Союз — я ухожу, мне места не остаётся. И рядом план: созвать Госсовет, Съезд народных депутатов + обратиться прямо «К народу» (через ТВ)… И потребовать плебисцита: вы за Союз или нет? Все это иллюзии — и Съезд не соберёшь, и плебисцит не проведёшь, если республики не захотят. Да и кто будет оплачивать? И кто будет реализовывать, если даже «да»?. Ведь уже «реальность», что реальная власть в руках элит: кравчуков, ельциных, бурбулисов. Я это ему все открыто говорил. Он не утихает. И в общем — правильно делает, ибо это единственное его «видное» занятие, хотя газеты посмеиваются…
Впрочем, особенно в связи с 50-летием Битвы под Москвой, — немножко кренилось в пользу единства. И я сам — при всём неверии в Союз — когда встречался в эти два дня с Брейтвейтом и Дюфурком, горячо оперировал аргументацией Горбачёва.
Сегодня был Анталл — венгерский президент. Переговоры –«нормально», дружественно… хотя со скепсисом со стороны венгра («такой огромной страной управлять из центра нельзя»)… М.С. и глазом не моргнул — что поступал неправильно, долго отказываясь приглашать Антала. И сделал это только под угрозой «болгарского» варианта, ибо тот всё равно приехал бы по приглашению Ельцина… Опять — поток аргументов (в беседе) в пользу Союза, ещё более выразительных. А перед журналистам даже поставил Венгрию в пример Украине: вот, мол, та «поступает» ассоциированным членом в ЕС, а Украина не хочет быть в политическом союзе с теми, с которыми она жила переплетённой столетиями!
Ходили возлагать венок к Могиле Неизвестного Солдата — 50 лет Московской битвы… Президент и кто? … Шеварднадзе, Яковлев, Шапошников, Бакатин, Примаков, Силаев, Медведев, да мы с Грачёвым. Вот и все приближенные к высшей власти, — «советское (центральное) правительство» на данный момент!! Не густо.
Печально однако: вспомнил, как в эти дни 50 лет назад наш 203 лыжный батальон в составе Ударной Армии подогнали в эшелоне к Сходне-Крюкову (оттуда перевезён прах неизвестного солдата)… Какой был мороз и в нескольких км передовая — стрельба, первое соприкосновение с войной. Как мать с Любой Артишевской, первой, несчастливой моей женщиной, чудом прорывались туда. И минут 20 посидели в какой-то избе, хозяйка пустила нас. И как было «неловко» (Люба уже меня не любила и отбывала номер милосердия), а мать — тоже уже «отрезала» меня, но выполняла материнский долг. Не помню, чтоб плакала. И простились по-быстрому… под пулемётный треск, не прекращавшийся где-то совсем рядом. Но в бой нас не запустили, а на другой день опять в эшелоны — к Москве, на Окружную, оттуда — на Савёловскую ж.д. (Ленинградская была перерезана) и на Северо-Западный фронт под Старую Руссу — окружать Демянск.
Медаль «За оборону Москвы» мне, однако, потом дали. Вручал Толмачев… и мне было, помню, «не очень» — вроде не за что. Хотя, впрочем — всё лето противотанковые рвы рыл под Рославлем и т.д. и т.д…, отступая от немцев… под бомбежкой.