ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА ПЕТРА КРАСНОВА, КОМАНДУЮЩЕГО III КОННЫМ КОРПУСОМ:
12 октября [29 сентября по ст ст.]:
«…Ко мне прибыл молодой офицер с университетским значком, отрекомендовавшийся поручиком л. гв. егерского полка Матушевским, членом Исп. Комитета Совета Солдатских и Рабочих Депутатов. Он прибыл с бумагами из ставки, предлагающими допустить его до ознакомления с корпусом. […] За ужином Матушевский, которого просили рассказать им о таинственном исполкоме, произнёс горячее слово в защиту большевиков, Ленина и Троцкого. Когда он кончил, кто-то из офицеров сказал: за ними никто не пойдёт.
Матушевский встал. Лицо его было бледно.
– За ними не посмеют не пойти, – тихо, почти шёпотом произнёс он. – Вы не знаете, кто такой Троцкий. Поверьте мне, когда будет нужно, Троцкий не задумается поставить гильотину на Александровской площади и будет рубить головы всем непокорным… И все пойдут за ним…
Стояла гробовая тишина. Впечатление от его слов было ужасно».
Краснов П.Н. На внутреннем фронте // Архив русской революции. Т. 1. – Берлин, 1922.
ИЗ МЕМУАРОВ ГЕНЕРАЛА ПЕХОТЫ ЭРИХА ФОН ЛЮДЕНДОРФА, ЗАМЕСТИТЕЛЯ НАЧАЛЬНИКА ГЕРМАНСКОГО ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА:
«На Восточном фронте было спокойно. В середине октября восточнее Риги мы отвели наши передовые части на основную позицию. На всём огромном протяжении фронта постепенно установились оживлённые сношения между неприятельскими и нашими окопами. Мы продолжали укреплять в русской армии жажду мира.
11 октября флот вышел из Либавы для действий против островов, расположенных перед входом в Рижский залив. Удар, казалось, целил на Петроград, и, так как у большинства людей отсутствует представление о времени и пространстве, он должен был произвести там большое впечатление. […] 16 октября остров Эзель был уже наш, а 18-го пал Моон. Вскоре мы крепко держали в наших руках и остров Даго».
Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. – М., 2014.
ИЗ МЕМУАРОВ МИНИСТРА-ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА АЛЕКСАНДРА КЕРЕНСКОГО:
«…Когда германское командование убедилось, что действия Ленина в России всё ещё не дали результатов, когда все германские союзники во главе с Австро-Венгрией лишь искали предлога, чтобы выйти из войны, Берлин решился на последнюю, крайнюю меру и бросил против России весь свой флот, включая все дредноуты, линкоры, крейсера, миноносцы и подводные лодки и даже прибегнув к поддержке авиации.
27 сентября (или 28) [10–11 октября. – Ред.] мы получили сигнал, что к русским берегам приближается армада германских кораблей. […] Несмотря на очевидное превосходство сил противника, русские военные корабли в течение длительного времени обороняли подходы (к Моонзунду), и лишь серьёзные повреждения, нанесённые огнём дредноутов, вынудили их отойти в Моонзундский канал… В конце операции германские дредноуты обратили огонь своих пушек на береговые батареи и в короткое время уничтожили их. Другая группа русских военных кораблей, находившихся в Моонзунде, отражала ожесточённые атаки противника с севера. Атаки не увенчались успехом. Одновременно большое число вражеских гидроаэропланов подвергли массированной бомбардировке наши корабли, доки и остров Моон, занятый русскими частями. […] 3 октября германский флот провёл операцию по высадке десанта на остров Эзель и в район Моонзундских укреплений, прикрывавших подступы к Кронштадту и Петрограду.
12 октября большевики учредили при Петроградском Совете Военно-революционный комитет. Официально он был призван защищать «столицу революции» от германского вторжения, но в действительности стал штабом подготовки вооружённого восстания против правительства».
Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары / Пер. с англ. – М., 1993.
ИЗ ЗАПИСОК БРИТАНСКОГО ПОСЛА В РОССИИ ДЖОРДЖА БЬЮКЕНЕНА:
«…Русское правительство обратилось к нам с просьбой послать наш флот в Балтийское море, требование, которого мы не могли удовлетворить по очевидным основаниям».
25 [12 по ст. ст.] октября (запись Бьюкенена о беседе с Терещенко и Керенским. – Ред.): «Я возразил, что хотя я вполне признаю доблестное поведение флота, участвовавшего в последнем сражении, однако Россия едва ли может ожидать, что мы рискнём принести в жертву наш флот, пока её армия, численно превосходящая силы противника, оказывает лишь слабое сопротивление продвижению германцев. […] Керенский не скрывал своего разочарования. Он лично, сказал он, понимает наше положение, но трудно объяснить его всё возрастающему числу лиц, которые постоянно жалуются, что союзники повернулись к России спиной. В некоторых кругах даже опасаются, что союзники замышляют заключить мир за счёт России. Я ответил, что мы уже категорически отвергли это обвинение, и что он может быть уверен, что мы никогда не покинем России, если сама она не отречётся первая от себя. Заключить мир за её счёт было бы самоубийством с нашей стороны. Однако едва ли можно ожидать, что мы будем доставлять ей большое количество военного снабжения, пока мы не будем иметь некоторой гарантии того, что русская армия использует его целесообразно. […] Я сказал, что хотя британское общество готово оценить затруднения последней, однако вполне естественно, что после падения Риги оно должно было оставить всякую надежду на то, что Россия будет принимать в дальнейшем активное участие в войне.
Кроме того, некоторое раздражение, которое, быть может, оно чувствует, вызвано тем обстоятельством, что русскую армию с лёгким сердцем разрушают в качестве боевой силы те, кто боится, что она может быть использована против революции. […] Я сказал, что мы высоко оцениваем усилия, которые он делает для того, чтобы вдохнуть жизнь в армию, и я верю, что он может ещё добиться успеха. Однако уже не остаётся времени для полумер, и железная дисциплина, о которой он так часто говорил, должна быть установлена во что бы то ни стало. Большевизм является источником всех зол, от которых страдает Россия, и если бы он только вырвал его с корнем, то он перешёл бы в историю не только в качестве вождя революции, но и в качестве спасителя своей страны. Керенский признавал справедливость высказанного мною, но заявил, что он может это сделать только в том случае, если большевики сами вызовут вмешательство правительства путём вооружённого восстания. Так как он прибавил, что они, вероятно, устроят восстание в течение ближайших пяти недель, то я выразил надежду, что он на этот раз не упустит случая, как это он сделал в июле».
Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. – М.: Международные отношения, 1991.
ИЗ ДНЕВНИКА МОСКОВСКОГО ОБЫВАТЕЛЯ НИКИТЫ ОКУНЕВА:
3 октября [20 сентября по ст. ст.]: «В Москве началась забастовка аптекарских служащих. Больные попробуют умирать без содействия лекарств».
8 октября [25 сентября по ст. ст.]: «Вчера в Москве происходили выборы в районные думы. […] Впечатление в выборном присутствии в сторону апатии и равнодушия со стороны обывателей. Не шли ни с какими записками (избирательными бюллетенями. – Ред.) – обозлились, значит, и махнули на революцию рукой. Пусть, мол, будет как можно хуже».
11 октября [28 сентября по ст. ст.]: «В Тамбове председателем местного с.р. и с.д. (Совета рабочих и солдатских депутатов. – Ред.) был избран Голощапов, который, как теперь установлено судебными властями, является беглым каторжником, совершившим 22 убийства».
15 [2 по ст. ст.] октября: «С каждым днём жизнь делается всё ужаснее. Вчера, а особенно 30 сентября, такие ужасы и пакости сообщаются газетами, что читать жутко и тошно. […] Немцы под прикрытием больших морских сил высадили десант в бухте Тагга-Лахта, на острове Даго и на островах Эзель. Остров Даго от Петрограда в 375 верстах и от Ревеля в 125 верстах. Эзель на 25 вёрст дальше. Наши приморские батареи были моментально сбиты мощным огнём немецких дредноутов».
20 [7 по ст. ст.] октября: «Острова Эзель, Моон и Даго заняты неприятелем, и наши части, находившиеся там, либо истреблены, либо остались в плену. […] Сверху немецкие самолёты забросали бомбами наши суда, пристани и островские поселения. Над Рижским и Финским заливами уже летают их цеппелины. Петроград и Ревель улепётывают во все лопатки. Эвакуация правительственных и общественных учреждений в полном ходу».
Окунев Н.П. Дневник москвича, 1917–1924. Кн. 1. – М., 1997.
