Заключение правительством Ленина Брестского мира – наиболее атакуемое противниками Советской власти событие.
Основные доводы, которые они при этом приводят , выглядят так – в результате этого мира Россия потеряла огромные территории, вынуждена была выплатить огромные контрибуции, а также вышла из состава победителей в Первой мировой войне. Интернет пестрит разными статьями типа «Какой позор!», в которых перечисляются все уступки , сделанные советской властью Германии по результатам этого мира, пафосно указываются проценты территории, которые потеряла Россия и количество денег, которые она ДОЛЖНА была выплатить.
Забегая вперед, хочется спросить – а потеряла ли все это Россия и выплатила ли ? В ответ мы получаем молчание – мир то этот уже через несколько месяцев был расторгнут, и Германия убралась с оккупированных территорий, практически не получив никаких контрибуций.
Также умалчивается и то, что на месяц раньше такой же мир с немцами заключила Украина, которая на тот момент была в состоянии войны с Советской Россией, и территории, которые Германия потребовала уступить, являлись в основном территориями Польши и Украины, а также Финляндии и Прибалтийских республик, которые и так получали независимость, так как не желали входить в состав Российской Федерации.
Тем не менее, Брестский мир был заключен, и главный вопрос сейчас в том, насколько оправданным было его заключение.
Публикуя сразу после Октября «Декрет о мире», в котором содержался призыв к немедленному миру без аннексий и контрибуций, Советское правительство вовсе не собиралось заключать какой- то сепаратный мир с немцами на невыгодных условиях. Позиция его состояла в том, что если империалисты не захотят заключения такого мира , то империалистическая война перерастет в войну революционную, во время которой Армия Советской России начнет освободительный поход против империалистических государств, его поддержат армии воюющих стран, которые направят штыки против своих капиталистов- кровососов, свергнут их, и на этом война закончится. Это наивное мнение преобладало тогда в головах большинства лидеров большевиков и левых эсеров. Вот что сказал по этому поводу Лев Троцкий в 1917 году
— Нам в сущности незачем сейчас ломать себе голову над таким невероятным предположением. Война превратила всю Европу в пороховой склад социальной революции. Русский пролетариат бросает теперь в этот пороховой склад зажженный факел. Предполагать, что этот факел не вызовет взрыва, значит мыслить наперекор законам исторической логики и психологии. Но если бы случилось невероятное, если бы консервативная социал-патриотическая организация помешала немецкому рабочему классу в ближайшую эпоху подняться против своих правящих классов, — тогда, разумеется, русский рабочий класс защищал бы революцию с оружием в руках. Революционное рабочее правительство вело бы войну против Гогенцоллерна, призывая братский немецкий пролетариат подняться против общего врага. Точно так же, как и германский пролетариат, если бы он оказался в ближайшую эпоху у власти, не только имел бы «право», но и был бы обязан вести войну против Гучкова-Милюкова, чтобы помочь русским рабочим справиться со своим империалистским врагом. В обоих этих случаях руководимая пролетарским правительством война была бы только вооруженной революцией. Дело шло бы не о «защите отечества», а о защите революции и перенесении ее на другие страны. «Новый Мир» N 942,
21 (8) марта 1917 г.
Такого же мнения – в пользу продолжения войны, уже как революционной, в случае отказа воюющих держав заключить всеобьемлющий мир, придерживался сразу после революции и Ленин, не сомневавшийся, что известие о социалистической революции в России подожжет пожар революций в остальных странах.
Холодным душем для него и его соратников был отказ Антанты от заключения мира. Не получив позитивного ответа на свои мирные инициативы от своих союзников, Советская Россия начала переговоры с Центральными странами (Германией, Австро-Венгрией и их союзниками), которые, как известно, начались 20 ноября 1917 года и поначалу вроде бы протекали успешно – 22 ноября было заключено десятидневное перемирие, которое должно было автоматически продлеваться до уведомления о выходе из него одной из сторон, были согласованы предварительные условия, устраивавшие Советскую сторону. Однако затем немцы внесли в них две поправки, сводившие на нет все договоренности – требования принятия этих условий без промедления всеми воюющими державами, что, естественно, было невозможно, а также отказались от безоговорочного принципа самоопределения наций, заявляя, что предоставление независимости национальным образованиям должно происходить в соответствии с конституциями каждой страны.
Ход переговоров, политика Троцкого по их затягиванию, ультиматум немцев и их условия и так всем хорошо известны, так что обсуждать их здесь нет смысла. Остановимся на другом – отношении соратников Ленина и Троцкого к возможности заключения мира. Реакция была крайне негативной, и хотя никто не считал, что Ленин и Троцкий могут поступить «так предательски», в партийных комитетах и Совнаркоме начались жаркие дебаты по этому вопросу, причем большинство участников к возможному заключению сепаратного мира отнеслись резко отрицательно, все еще надеясь на «революционный пожар» в воюющих странах – хотя и был ряд трезвых голов, которые говорили о возможности заключения мира в случае отсутствия поддержки со стороны рабочего движения на Западе, хотя бы для сохранения Советской власти в России как плацдарма для дальнейшего развития мировой революции.
Ленин, после получения сообщения о германских условиях, провел совещание сначала со своими соратниками по Совнаркому, где Каменев и Троцкий уверенно заявили, что немцы не смогут сейчас начать наступление на Восточном фронте, а если и начнут – кайзер немедленно будет свергнут восставшими рабочими и солдатами.
Однако вечером 17 декабря у Ленина состоялась встреча с представителями фронтов, крупных городских гарнизонов и военно-морских сил, прибывших в Петроград на конференцию по демобилизации. Как раз в этот момент на юге России наметилась серьезная контрреволюционная угроза, и целые эшелоны красногвардейцев отправлялись из Петрограда на Дон, на подмогу войскам Антонова- Овсеенко . Создание социалистической (Красной)армии еще не началась. Поэтому для Ленина вопрос о боеспособности «старой армии» имел решающее значение. Он забросал армейских представителей устными вопросами, а также попросил их заполнить письменно опросные листы — все на тему вероятности возобновления наступления германских войск и их продвижения к Петрограду, возможного результата такого развития событий, а также боеспособности российских войск на фронте в случае, если Россия прервет мирные переговоры.
Результаты ленинского опроса оказались удручающими. Большинство делегатов ответили, что в случае возобновления военных действий максимум, на что можно будет надеяться, это на организованное отступление русской армии. Однако, даже при самых благоприятных обстоятельствах, утрата артиллерии и эскалация стихийной демобилизации неизбежны. Очевидно было также, что основная масса представителей полагала, что в случае возобновления германского наступления русские войска будут не способны организовать серьезное сопротивление и предотвратить быструю оккупацию Петрограда. В связи с этим, подавляющее большинство военных настаивали, чтобы переговоры в Бресте затягивались как можно дольше, и, если понадобится, чтобы мир был заключен любой ценой.
Ленин был потрясен полученными сведениями, которые говорили о полной деморализации и небоеспособности Армии, оставшейся от царской России и Временного правительства. В ночь с 18 на 19 декабря состоялось очередное заседание Совнаркома , на котором с данными опроса были ознакомлены другие его члены, среди которых было много противников заключения мирного договора. С докладом выступил являвшийся тогда главнокомандующим Крыленко, который подтвердил сведения, полученные в результате опросов.
Однако, информацию признали «Исчерпывающей», приняли к сведению, но никаких решений по данной проблеме не приняли.
Естественно, что эти сведения нигде не публиковались, так как представляли из себя военные секреты, которые могли спровоцировать немцев на отказ от ведения перговоров и проведение наступления на Восточном фронте, таким образом , широкая общественность оставалась в неведении относительно удручающего положения в Армии.
После разрешения ситуации, возникшей вокруг Учредительного собрания, по настоянию ВЦИК, 24-27 декабря 1917 года Ленин провел на отдыхе в Финляндии. По всей видимости, во время этого отдыха он проанализировал обстановку на фронте , и принял решение о необходимости заключения мира с Центральными государствами на любых условиях, и с такой мыслью 28 декабря вернулся в Петроград.
По приезду он изложил в «Тезисах по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира» свою позицию по проблеме, заключающуюся в том, что Советская Россия должна немедленно заключить мир с немцами на любых условиях – либо начать против них революционную войну, на которую у нее не было ни сил, ни средств – все они были отвлечены на борьбу с внутренней контрреволюцией на фронтах разворачивающейся гражданской войны .
После опубликования «Тезисов» в разных партийных комитетах, ВЦИК и Совнаркоме идут бесконечные дебаты по вопросу о необходимости заключения мира, причем, соглашаясь с ленинским тезисом о развале и небоеспособности старой Армии и отсутствии сил и средств для ведения «революционной войны», его противники выдвигали тезис о неспособности немцев начать какое либо наступление на Восточном фронте в связи с тем, что, во первых, основные их силы задействованы на Западе, во вторых, все противники заключения мира были уверены в том, что немедленно за началом наступления последуют революционные выступления рабочих в тылу немцев, кайзер будет сметен, и в Центральных странах пройдут революции.
Ни выступления Крыленко, ни доводы военных специалистов, не действовали на сторонников революционной войны, их количество во всех голосованиях по проблеме заключения мира всегда преобладали
В это же время Троцкий в Бресте продолжал свою политику «ни мира, ни войны», надеясь на разногласия среди членов немецкой и австро-венгерской делегаций. Однако среди представителей Центральных держав начала побеждать точка зрения немецкого Генерального штаба, особенно она окрепла, когда 9 февраля Украина заключила с ними сепаратный мир без согласования с делегацией Советской России.
Немцы были уверены, что Россия вот-вот капитулирует, но 10 февраля Троцкий на заседании заявил, что Россия , не заключая мира, считает состояние войны с Центральными державами прекращенным и приступает к демобилизации армии.
Растерянные главные члены делегации Центральных держав в тот же день собрались на последнее заседание. Все они, за одним серьезным исключением, были склонны оставить Россию в покое. Кюльман и Чернин полагали, что поскольку русские своим заявлением молчаливо признали, что оккупированные территории остаются в руках Германии, то воевать больше не за что.
Исключением был генерал Гофман . Следуя инструкциям своего начальства, он настаивал, что раз цель перемирия с Россией, состоявшая в заключении мирного договора, не достигнута, то, как следует из условий перемирия, боевые действия должны быть возобновлены в семидневный срок . В конце концов, его точка зрения победила, и было решено заявить о прекращении перемирия и возобновлении боевых действий.
13 февраля в Германии состоялся Коронный совет, на котором было принято решение об окончании перемирия и начале боевых действий, о чем 16 февраля телеграммой было сообщено в Петербург. В ней же говорилось, что, поскольку срок немецкого ультиматума истекал 18 февраля, немцы с этого числа возобновят военные действия .
18 февраля немцы перешли в наступление, захватывая один город за другим, однако никаких революций ни в Германии, ни в Австро –Венгрии не последовало.
Троцкий, который находился в кабинете Ленина в момент, когда принесли телеграмму о возобновлении военных действий, пишет в своих мемуарах, что Ленин , прочитав ее , в сердцах выпалил: «Все-таки они нас обманули… Эта зверюга своего не упустит» .
И все таки многие – за исключением Ленина, Сталина и еще ряда большевистских руководителей –, считали, что у немцев нет сил и возможностей начать наступление на Восточном фронте и до самого начала этого наступления отказывались поддержать решение о заключении мира с немцами. Однако, когда это наступление все таки началось и стало видно, насколько деградировала и не способна к боевым действиям старая армия, мнение многих стало склоняться к необходимости заключения этого, как говорил Ленин, «похабного мира».
И все же Ленину пришлось заявить, что он уйдет в отставку, если решение о заключении мира не будет принято. На этих условиях ни один сторонник «революционной войны» ни из левых эсеров, ни из «левых коммунистов» не захотел брать ответственность на себя. В результате предложение Ленина было принято, и Троцкому было поручено сообщить о том, что Россия принимает немецкие условия заключения мира. 24 февраля в Берлин ушло сообщение о том, что Россия принимает условия Центральных держав по заключению мира, а 3 марта мирный договор был подписан.
Завершая статью, хочу сказать, что дебаты в отношении заключения мира еще долго продолжались в партии. «Левые коммунисты» доказывали, что нельзя было заключать «сделку с империалистами» , даже рискуя поражением революции. По их мнению, по мере продвижения немцев глубь страны, в ней поднималось бы движение против захватчиков, которое в конце концов поддержали бы «революционные восстания» в странах-захватчиках, что привело бы к мировой революции.
Брестский мир просуществовал до 13 ноября 1918 года, то есть, 8 месяцев, когда был аннулирован, и практически все его последствия были ликвидированы.