В следующем году, 23 июля, псковичи будут отмечать 75-летие со дня освобождения города от немецко-фашистских захватчиков.
Три года и две недели продолжалась оккупация. Между тем некоторые ее страницы по-прежнему остаются неизвестными, и в частности те, что касаются подразделений коллаборационистов, которые на захваченной территории отвечали за безусловное выполнение приказов немецкого командования. При этом любое неповиновение наказывалось смертью…
Фашисты считали Псков парадными воротами Петербурга, поэтому, оккупировав город, они начали с немецкой педантичностью обустраивать его под нужды армии. Сразу же был введен комендантский час, по вечерам улицы патрулировала полиция, которая, не церемонясь, стреляла по окнам, нарушавшим светомаскировку. Всех неблагонадежных без лишних разговоров отправляли в лагеря. Для этого новые хозяева создали, как казалось, совершенную машину для подавления инакомыслия, одним из винтиков которой стал Псковский внешний отдел эстонской полиции безопасности и СД, в подчинение которого входили отделения в Гдове, Луге, Кингисеппе (Ямбург), Серёдке, Новоржеве, Себеже. По словам руководителя фонда «Достоверная история» Юрия Алексеева, «эстонский фактор» оккупации не исчерпывался только этой структурой.
«ЭСТОНСКИЙ ФАКТОР»
«Первым националистическим подразделением, которое прибыло в Псков уже осенью 1941 года, стал 37-й эстонский полицейский батальон, которым командовал майор Кург, – продолжает эксперт. – В последующие годы охрану военных объектов и участие в «контрпартизанских» акциях на территории Псковской области осуществляли еще несколько эстонских полицейских батальонов, которые особо «отличились» в уничтожении деревни Ланёва гора, что в 20 км от Пскова. Тогда, осенью 1943 года, от рук карателей погибло 65 человек, половина из которых были дети в возрасте до 14 лет, включая трех грудных».
Следует особо подчеркнуть, что в карательных операциях немцы намеренно использовали подразделения, сформированные по национальному признаку. Грузинские, узбекские, украинские и др. батальоны не только поддерживали новый порядок – они должны были сеять рознь между русскоязычным населением и теми, кто когда-то жил в республиках, входивших в состав Советского Союза. Между тем у профашистски настроенной эстонской верхушки был свой и далеко не корыстный интерес к Пскову. Как напишет позднее в своих мемуарах директор по внутренним делам Эстонского самоуправления Оскар Ангелус, представители тогдашней политической элиты не переставали мечтать о создании «Великой Эстонии», которая должна была простираться от Псковско-Чудского до Ильмень-озера, включая Великий Новгород*. Такие захватывающие перспективы рисовали гитлеровцы перед воспаленными взорами своих сателлитов, прекрасно понимания, что все будет с точностью до наоборот. Подтверждением сказанному служит секретная директива, подготовленная после визита в Таллин в конце сентября 1941 года шефом гестапо Гиммлером, где прямо говорилось, что «эстонский народ должен был перестать существовать, как нация»*. Об этой части плана эстонские пособники фашистов, видимо, не догадывались, поэтому оккупация Пскова ими была воспринята, как первый шаг к реализации заветной мечты. Во всяком случае, всю левобережную часть города они сразу же начали считать своей вотчиной, которая ускользнула от них в 1919 году, когда шла подготовка Тартуского мирного договора. Все испортил некий доктор Мяэ, который на тот момент являлся генеральным директором Эстонского самоуправления (1941 г.). Прибыв в Псков в феврале 1943 года, он произнес перед земляками зажигательную речь, заявив, что совсем скоро (!) в их «распоряжении будут земли такой ширины, как было в эстонское время от севера до юга, а в длину – сколько завоевано на Востоке».
«Такой поворот не входил в планы немецкого командования, поэтому реакция на речь гостя последовала мгновенная, – продолжает пояснения Юрий Алексеев. – На следующий день после отъезда Мяэ название «Эстонская полиция безопасности» было погашено, а подразделение получило новое наименование «Айнзацкоманда 3» и нового начальника. Им стал оберштурмбаннфюрер СС Карл Траут. Новая структура перебралась в центр Пскова, в исторический дом купца П.Чернова, где в начале ХХ века жил Ленин. До нас дошло любопытное свидетельство, что Траут часто злоупотреблял алкоголем и в пьяном виде не раз хвастался, что «спит на кровати вождя мирового пролетариата».
yandex.ru
Впрочем, последнее обстоятельство не мешало основной «работе» карателей. Теперь следственные дела шли прямо к немецким начальникам, которые выносили приговоры, а уже после этого, минуя гражданскую тюрьму, все подлежащие уничтожению направлялись в один из лагерей, расположенных на территории и в окрестностях Пскова. Наибольшую известность у горожан в то время снискал тот, что был расположен на станции Моглино. Здесь также содержались евреи, цыгане, над которыми следствия вообще не велось, а по постановлению немцев их сразу «экзекутировал» караул лагеря.
«ДЕЛО ТОРНА»
До 1940 года в Моглино располагалась застава, однако после насильственной советизации Эстонии пограничники покинули эти места. С началом оккупации немцы сразу организовали здесь так называемый рабочий пересыльный лагерь. Сначала там содержались военнопленные, однако к весне 1942 года из почти 300 человек в живых осталось не более двух десятков – остальные погибли от голода и холода. Тем не менее лагерь пустовал недолго: вскоре сюда начали свозить со всей области цыган, евреев и других, кого оккупационные власти считали подозрительными и неполноценными. Здесь они и остались. Навсегда… При этом охрану, как и сами «экзекуции», выполняли каратели из Эстонской особой роты – «Эстишезондеркомпани». О злодеяниях пособников фашистов можно во всех подробностях узнать из «дела Торна» (№ А‑19770) и других охранников Моглинского пересыльного лагеря, которое составляет несколько увесистых томов – его публичное рассмотрение проходило в далеком 1967 году. Тогда на скамье подсудимых оказались четверо уже немолодых людей: Эдуард Торн, Арнольд Веедлер, Эрих Лепметс и Иоханес Охвриль, хотя на самом же деле личный состав особой Эстонской роты был куда больше, что вполне объяснимо: практически все расстрельные акции в городе поручались этой команде. Если сегодня рассматривать фотографии карателей, то они не производят впечатления изуверов. Полные достоинства лица почтенных отцов семейств – обыкновенные. В годы войны это были простые эстонские парни без образования. Практически все – выходцы из крестьян. Особо отметим – далеко не зажиточные. Может быть, поэтому главной побудительной причиной их поступления на службу в немецкую армию стало обещание, что их будут кормить, обувать и одевать за казенный счет. За это новые хозяева обещали немалые блага. Например, каждый, кто отслужит три месяца в эстонских полицейских батальонах, мог рассчитывать на три гектара земли на оккупированных территориях, плюс – десяток рабов из местных жителей. Во всяком случае, именно такое признание сделал во время одного из допросов один из подсудимых – Эрих Лепметс. Как люди попадали в лагерь? Ответ на этот вопрос будет, по всей видимости, банальным: любой, кто казался оккупационным властям подозрительным. В этой связи характерным можно считать рассказ псковича Павла Анисимова (1912 г. р.), который проходил свидетелем по делу – этот человек оказался в моглинских застенках по подозрению в связях с партизанами, прошел «лагерный конвейер» до Маутхаузена, но чудом выжил: «Расстрелы производились в Моглинском лагере практически постоянно… Например, весной 1943 года в лагерь привезли большую группу цыган, около 200 человек. Среди них были старики, взрослые мужчины, женщины и дети. Некоторое время они жили в нашем лагере, а потом их вывезли куда-то на крытых автомашинах. Их сопровождали все охранники лагеря. Когда они вернулись, то рассказывали, что отвезли цыган куда-то в район «Песков» и там расстреляли из автоматов и пулеметов. При этом из группы цыган остался только один мальчик, лет 3–4, он потом жил у нас в бараке целое лето. Осенью 1943 года в лагерь была доставлена еще одна группа цыган, тоже примерно 200 человек. Они тоже некоторое время содержались в лагере, а потом снова были вывезены на крытых автомашинах. Когда людей увозили на расстрел, нас, заключенных, построили напротив барака. Вдруг, откуда-то выбежал мальчик, который остался от первой партии. Комендант лагеря Луукас схватил его за руки и ударил о кабину машины. Ребенок погиб на месте».
Следует отметить и еще один важный момент: все «акции» проходили под жестким контролем гитлеровцев. В Моглинском лагере эту функцию исполнял лейтенант Кайзер. Он присутствовал на казнях лично, но порой брал в руки пистолет, чтобы добивать раненых. Как это проходило, можно узнать со слов Арнольда Веедлера, одного из членов расстрельной команды: «Обычно я стоял в шеренге и расстреливал с левого края… Ко всему привыкает человек. Даже к расстрелам. Сначала мне было очень плохо, но потом ничего, освоился. Особенно сильно плакали дети, просили пощадить, но, несмотря на это, все они были расстреляны. Потом всегда пили водку…»
Или вот еще одно свидетельство от бывшего служащего Эстонской полиции безопасности Охвриля: «Лично видел, как Луукас взял содержавшуюся в лагере цыганку с новорожденным ребенком. Подвел ее к яме, которая была выкопана за оградой и застрелил цыганку, и ребенка из пистолета… женщина упала в яму, а ребенка он добивал уже в самой яме». В деле встречается такая многозначительная реплика некого Криспина, шофера Эстонской полиции безопасности и активного участника расстрелов, который так объяснял технологию убийства: «Схвачу одного за шиворот, расстреляю, толкну в яму, а потом беру следующего. У меня сил хватит, чтобы расстреливать этих сволочей». Таковы были повседневные заботы этой «маленькой фабрики смерти». В полной мере масштаб злодеяний стал проявляться после освобождения города, чему служит подтверждением Акт эксгумации, завизированный главным судмедэкспертом Ленинградского фронта профессором А.Владимирским.
«…В районе деревни Моглино было найдено еще 10 ям, в которых находилось 112 трупов. Из них 57 женщины и 41 дети. В частности: труп женщины 25 лет. В непосредственной близости от нее обнаружен труп ребенка в возрасте 9 месяцев. Был одет в детскую рубашку, завернут в одеяло. Труп девочки 12 лет, женщина 50 лет, мальчик 6 лет (был одет в серый ватник, черные штанишки). Причина смерти – огнестрельный перелом основания черепа. Кроме того, в непосредственной близости от разрушенного дота, была обнаружена еще одна общая могила, в которой найдено 250 тел. Возраст погибших от 2 месяцев до 60 лет».
Впрочем, было бы неправильно утверждать, что немецкая репрессивная машина «работала» только с местными. По словам Юрия Алексеева, сохранились показания экс-начальника Моглинского лагеря Александра Вирнурма (1944 г.), который сообщал, что незадолго до освобождения Пскова в Моглино привезли большую группу узников из Франции, Голландии и Чехословакии. Это были банкиры, владельцы крупных промышленных предприятий, которые, как полагали немцы, спрятали золото и другие драгоценности. Вновь прибывших шантажировали, обещая вернуть на родину, но за деньги. Новым узникам разрешалась переписка, которую гитлеровцы, конечно же, контролировали. К тому времени от эстонцев не осталось и следа: слишком разнузданно они себя вели по отношению к заключенным и могли ненароком подстрелить узника, за которого можно получить выкуп.
«Чем закончилась эта история, выяснить не удалось: своих подручных гитлеровцы не посвящали в детали хитроумного плана, но если говорить о жертвах, то за годы оккупации в Моглино было уничтожено более 600 человек. Всего же на счету Эстонской полиции безопасности около трех тысяч псковичей и жителей области», – делает заключение Юрий Алексеев.
айнзацгруппа а убивает евреев, Каунас, 1942 / dic.academic.ru
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Никакой газетной площади не хватит, чтобы описать преступления, которые творили на Псковской земле эти нелюди. Тем не менее, историк Андрей Иванов, который на протяжении многих лет занимается исследованием оккупационного периода, убежден: на карте Пскова по-прежнему остается немало белых пятен.
– По моим расчетам в городе и его окрестностях было до 12 локаций, подобных Моглино. Однако до сих пор не все их адреса известны, как не найдены и захоронения. Например, в деревне Глоты, где шли расстрелы моглинских узников, или в Ваулиных горах. Кроме них было и два лагеря, где содержались военнопленные. К этому списку можно добавить и т. н. «Люфтлаг» – он располагался в районе станции «Берёзка», который немцы так засекретили, что упоминания о нем практически не встречаются. Объяснение этому может быть только одно: Чрезвычайная государственная комиссия, которая работала в 1945–46 годы, была ограниченна в сроках – шла подготовка к Нюрнбергскому процессу. К тому же ее деятельность была заточена на выявление пособников фашистов, но должного внимания местам, где были сами лагеря, увы, не уделялось. Поэтому мы и сегодня не можем до конца определить масштаб злодеяний. Самый яркий пример операция «Зимнее волшебство. Карательная антипартизанская операция, проведенная в период с 16 февраля по начало апреля 1943 года, в том числе на территории Себежского района. В ней принимал участие только один немецкий батальон. Остальных 10 были сформированы из эстонских, латышских и украинских легионеров. Поэтому я убежден: несмотря на то, что прошло уже 75 лет после освобождения, поисковую работу следует продолжать – у Псковской земли еще слишком много тайн, чтобы от них можно было отмахнуться.